Властитель груш
Шрифт:
На столе, разумеется, преобладала мелочь. Половинчатые, полные и двойные талеры с профилем архиепископа – сладкий кусок размером с одну четвёртую общего пирога. О золоте можно только помечтать. Зато тонкие пфенниги, двушки, трёшки, пятаки и толстые гроши шли валом, так что даже полуграмотный Якоб в устном счёте достиг небывалых высот. Но всё же это деньги. После игр с крестьянами на гуся, мешок зерна или штуку полотна будешь на любой медяк молиться.
Отто Штюмм, первый среди каралгских счетоводов и обжор, записывал
Когда он поправлял стекляшки, его кабаньи глазки казались такими же огромными, как блюдца Даголо. Из-за всего этого Карл и Эрна потешались вовсю, да и сам Старик порой начинал острить, когда они вместе со Штюммом напивались. Готфриду было плевать. Пусть хоть в носу ковыряется за работой – лишь бы гроссбух соплями не вымазал.
Сосчитав последние столбики, Колум сообщил ещё несколько чисел и осведомился, наблюдая, как счетовод делает заметки:
– Не слишком быстро?
– Не, – коротко ответил тот, не поднимая головы. Его короткие толстые пальцы порхали над счётами, как ласточки над утёсом.
– Мать моя, ты что же, всё это запомнил?
– Дурак шоль, гхм-кхм?
Толстяк продемонстрировал восковую дощечку, на которой всё это время что-то помечал стилусом и иногда ловко зачищал написанное. Всю её испещряли цифры; в этой чехарде столбиков и строчек делец едва нашёл только что названные пфенниги.
– Мне не надо все суммы помнить. Только где я их записал.
Оторвав нежный взгляд от серебра, Гёц жестом велел Трёшке собирать деньги и сухо добавил:
– Ладно, у нас есть дополнительные траты, так? Носатый, ты зашёл к Томасу?
– Угу. Его вовсю лихорадит после болота. Доктор Крант говорит, через неделю будет на ногах, но за руль ему лучше не становиться ещё хоть неделю после.
– Передай ему вот. Штюмм, запиши в расходы ещё тридцать шесть.
Шульц передвинул к Колуму три толстые грошовые монеты. В ближайшее время никаких потайных перевозок под носом у герцога не ожидалось, но вечная беда таких делишек – в их внезапности. Придётся раскошелиться, чтобы сдёрнуть высококлассного контрабандиста с койки. Траты, траты, траты…
«Тук-тук. Тук-к-к. Тук-тук», – прозвучала входная дверь. Удары костяшками пальцев, не кулаком, условленная последовательность и длительность – свои пришли. Штюмм спокойно протянул руку к толстой дубовой трости с железным набалдашником и поставил её рядом. Готфрид поднялся из-за стола.
– Где сундучок Даголо?
– Тут!
Якоб вытащил из-под стола увесистое вместилище для регулярного баронского сбора. Вид битком набитого ларца разжигал скорбные мысли, так что делец молча протянул подручному последний мешочек и поспешил отвернуться к двери.
– Это должен быть Альфи, – пояснил Колум, взглядом проследив за тяжёлой палкой счетовода.
Либо так, либо кто-то схватил одного из Треф и основательно поколотил, выспрашивая, как попасть в контору. Рискованная ставка, но такие в игре тоже имеются. Чтобы убедиться, Гёц заглянул в изогнутую трубку с системой стёкол и зеркалец внутри. Цвергская поделка показала ему тонкую фигурку и жизнерадостное лицо Валета.
– Гёц! Колум! Трёшка! Мэтр Штюмм! – воскликнул Альфред Ренер, едва просочившись внутрь. – Как я рад наконец вернуться домой!
– Как Хафелен, гхм-кхм? Ещё не смыло? – вежливо поинтересовался Штюмм, укладывая в пузатую холщовую суму письменные принадлежности.
Валет махнул рукой.
– Скука смертная! Винокурнями и красильнями не воняет, облапошить не пытаются, в карты не играют, девки дурёхи, пиво кислое. Сидишь целый день в гавани и пялишься на кораблики, как идиот. Через день ясно, почему Гёц оттуда дёру дал.
– Это с тобой не играют, – заметил Шульц, складывая руки на груди. – Поблагодарил бы Господа за то, что в тот раз догадался моего папашу на помощь позвать, пока тебе пальцы не поломали.
– Да это уж вечность назад было! А скучал я на той неделе.
Отто степенно кивнул каждому из четверых мужчин, забрал сумку, подцепил трость и побрёл к выходу, покачивая брюхом на каждом шагу. Гёц сделал знак подчинённым.
– Носатый, проводи. Якоб, ты зайди к Боврису и отправь сюда Вольфа, как придёт.
– Гёц, да меня в Саду даже собака не обмочит!
Фыркнув, счетовод приподнял тросточку и стукнул по дощатому полу. Послышался глухой и тяжёлый металлический звук – другой конец палки тоже был окован железом.
– А если даже попробует…
Король Треф пожал плечами и повторил свой жест. За толстяка он действительно не настолько беспокоился – просто озвучил самый подходящий повод услать лишние уши. Понимание отразилось сперва на лице Колума, затем Трёшки и наконец Штюмма – по мере утолщения.
– Лахтсегели передают привет своему младшенькому, – насмешливо произнёс Альфред, когда оба засова на двери лязгнули снова и они остались наедине.
– Очень мило, – сдержанно ответил Шульц, возвращаясь за стол. – Надеюсь, это не всё, что они мне передают?
Помощник взъерошил чёрную гриву, глубоко вздохнул и расплылся в очаровательной улыбке. Стало быть, привет составляет гораздо большую часть гостинцев из отчего дома, чем хотелось бы.
Валет снял с полки полупустую бутылку, откупорил, понюхал, плеснул в один из кубков. Готфрид задул фитиль в одной лампе, погасил вторую и вернулся к оставшимся монеткам. Надо занять пальцы.
– У твоего отца случилась больша-ая размолвка с одним имперским капером. Он обещал прислать тебе пару людей на следующей лодке, типа как биндюжников. Но остальные нужны в городе, и на торговых постах, и…