Властитель груш
Шрифт:
Имперская разведка? Прекрасно – только их в городе и не хватало. Даже немного странно, что только сейчас они зашевелились. Хотя всё-таки нужно быть скромнее: Каралг, при всём своём великолепии и богатстве, далеко не единственный в империи вольный городишко, мнящий себя первым после Верелиума.
И, может статься, далеко не последний, кто подчинится и добровольно сложит с себя часть вольностей в конце концов.
Сам Даголо любил говаривать, что кайзеру только дай тебе гульфик развязать – и моргнуть не успеешь, как причиндалы целиком отхватит. В это охотно верилось, как и в то,
– Что ж, в этом впрямь есть… гм, какой-то смысл, – нехотя выдавил Готфрид, не до конца веря в то, что говорит. – Можно хоть послушать, что этот Штифт петь будет. Как мне его найти?
Альфред плюхнулся обратно на стул и поднёс кубок к губам.
– Да никак. Он сказал, сам тебя найдёт, когда будет готов. Хотя мужика понять можно. Откуда ему знать, что ты не свистнешь ребят, чтобы сцапать его и пятки поджарить смеха ради?
– Дерьмо. Похоже на игру, которую без меня начали разыгрывать.
– Что поделать – мы ведь её ещё не купили. Придётся крутиться. Что ты там сказал тому купчине, который в самый первый год пытался возбухать? Ставь или упёрдывай?
Дверь конторы вновь задрожала от условного постукивания – кто-то очень торопился, едва не бил кулаком.
Альфи пошёл открывать, а делец быстро собрал хафеленские драгоценности и шмыгнул с ними внутрь большой железной клетки в левом крыле конторы. Крепость в крепости, последний – если не считать замков на сундуках – рубеж, отделяющий деньги Треф от непрошенных гостей. Хитрый цвергский замок на двери перекусит ключ, если повернуть не в ту сторону, а толстые прутья пилить придётся долго. Половина Сада на шум сбежаться успеет.
– Эй, капитан!
Вольф по привычке наклонил голову в дверях и замер у стола, нервно перебирая берет толстыми пальцами. За его широкими плечами маячил Трёшка – лицо у него вытянулось и как-то поблекло. От свежего воздуха или от чудных вестей?
Шульц шагнул из клетки наружу и приготовился слушать про новые ужасы для колонки затрат. Подарки матушки остались лежать за решёткой, в небольшой полости внутри стенки шкафа, вырезанной как раз под такие гостинцы.
– Проблема. Карл забежал в трущобы и поколотил Тиллера за шашни с Мюнцером.
– Ох-хо-хо! – воскликнул Ренер, громко захлопнув дверь. За спинами вошедших он подмигнул Шульцу левым глазом. – Да у вас тут столько интересного происходит! Неужто скоро все переругаются?
– Где он сейчас?
Гёц смотрел на Вольфа, не единым жестом не выдавая, что услышал, кажется, лучшую новость за день. Хоть при своих нет нужды стесняться, Король Треф просто не привык дёргаться хоть от счастья, хоть от ярости. Если не умеешь лицедействовать, как Валет, держи лучше рожу кирпичом.
– В «Валонской короне» накидывается. Вместе со Стефаном, и Сиком, и остальными. Втык хочешь сделать?
– О-о, нет-нет-нет, этим пускай его отец занимается. А мне вот интересно, не начнётся ли у нас война утром.
Готфрид поднял со стола пистолет, проверил заряд и заткнул за пояс.
– Помогите-ка мне деньги убрать. Альфи! Найди Гензеля. Пускай паренёк дует в трущобы и греет уши. Если там дерьмо бродить начнёт – я хочу об этом знать до того, как у меня начнут выносить дверь.
Тиллер слыл человеком не таким взрывоопасным, как Карл, да и в Каралге подобные казусы принято разрешать словами на сходке Большой Лиги, а не битьём стёкол. Но Тиллер командует бандой ландскнехтов, которые держат под каблуком выгребную яму, порой кипящую от бедности и злобы. Чтобы оставаться у руля, ему нужно поддерживать репутацию, хочет он того или нет, а набитая морда – это такой удар по имени сурового головореза, с каким мало что сравнится.
Вчера в винокурне Карл справедливо заметил, что Тиллер не пойдёт войной из-за Мюнцера. Что же, теперь он сам преподнёс ему такой повод, какой игнорировать нельзя.
Азартные игроки
Такой богатый город, как Каралг, мог позволить себе невероятную роскошь – столбы с уличными фонарями через каждые полсот шагов. Разумеется, не во всём городе. Путеводные огни горели только на Серебряном Пути от северо-западных ворот до соборной площади, вдоль Полёта Кружевницы – от северо-восточных ворот до южных мимо собора, да ещё на самых важных улицах Застенья и Золотого Пятака, купеческого квартала. По ним же перемещались патрули ночной стражи.
На одной из таких улиц трое шпионов и торчали в сей поздний час. Точнее говоря, даже не на улице, а на пустеющем чердаке напротив весёлого дома под названием «Драгоценность». Элитный приют азарта и блуда находился на самом краю Грушевого Сада, у подножия холма, по которому поднимались ярусами жилища знати. Они-то и составляли клиентуру особенного «салона»: для каждого сословия у Даголо имелся собственный развлекушник с собственным внешним лоском, внутренним наполнением и сообразными расценками.
– Не пойму, почему они так поздно собираются? – Паренёк обернулся к старшему агенту, чтобы не повышать голоса. – У них же целый магистрат над магистратом, и в городе это вообще ни для кого не секрет.
Штифт молча пожал плечами. Разные предположения на ум шли, но гадать он не любил. Может, возраст заставляет жалеть время на что-то помимо сухих фактов. А факты таковы: хоть члены Лиги и собирались в фешенебельном борделе за час до полуночи, тайным это мероприятие уж точно не назовёшь. Разве что только непубличным, понимая «публику» как массу простых бюргеров и иных проходимцев, что глазеет, гудит, показывает пальцем и, возможно, пытается бросить в кого-нибудь дохлую мышь.
За каждым влиятельным господином следовала пара-тройка мужичков, обыкновенно весьма крупных, и мальчик-факелоносец, а у бургомистра и капитана Гвардии Каралга – даже по двое.
При Пьетро Даголо, высоком старике в огромной шляпе с перьями и пёстром костюме, вместо телохранителей были его сын Карл в таком же кричащем наряде, тёмно-серый коротышка Гёц Шульц и мутная наймитка Эрна. О ней Штифт разнюхал только, что-де баба она страшная, но весёлая. Веселиться над расквашенными рожами спутников она и впрямь не стеснялась.