Влюблен до безумия
Шрифт:
– Что? Вы хотите сделать укладку?
– Конечно. Не притащилась же я в такую даль только затем, чтобы поговорить.
Делейни поднялась и прошла к мойке. Она помогла миссис Ван Дамм устроиться в кресле и поставила поблизости ее ходунки.
– Сколько человек играли в бинго? – спросила она, боясь услышать ответ.
– Человек шестьдесят.
Шестьдесят! Они расскажут еще шестидесяти, и сплетня распространится со скоростью степного пожара!
– Может, мне лучше покончить с собой? – пробормотала Делейни.
По сравнению с возможной реакцией матери смерть казалась
– Ты будешь мыть мне голову тем шампунем, который очень хорошо пахнет?
– Да.
Делейни обернула шею Ваннетты полотенцем и наклонила ее голову над раковиной мойки. Включила воду и рукой попробовала ее температуру. Весь предыдущий день она пряталась в своей квартире как в норе. После того, что произошло между нею и Ником, она чувствовала себя как избитая – и физически, и морально. Больше всего ее смущала собственная несдержанность.
Она вымыла волосы Ваннетты шампунем, ополоснула их с кондиционером и помогла пожилой женщине пересесть в кресло перед зеркалом.
– Делаем то же самое?
– Да, я придерживаюсь того, что мне подошло.
– Я помню.
Пока Делейни расчесывала Ваннетте волосы, в голове у нее звучали слова Ника: «Потому что ты мне позволила». Он целовал ее и прикасался к ней только для того, чтобы проверить, позволит ли она ему. Он довел ее до такого состояния, что у нее горела кожа, а грудь покалывало, только для того, чтобы проверить, позволит ли она. И она позволила. Так же, как и десять лет назад.
Что с ней такое? Какой в ней есть изъян, из-за которого она так легко позволяет Нику проникнуть сквозь ее защиту? Раздумывая над этим вопросом долгие часы, Делейни смогла найти только одно объяснение, кроме одиночества: биологические часы. Должно быть, в них все дело. Она не чувствовала, как они тикают, но ей двадцать девять лет, она не замужем и в ближайшем будущем не видно никаких перспектив. Возможно, ее тело было чем-то вроде гормональной бомбы с часовым механизмом, хотя она об этом даже не знала.
– Лерою нравилось, когда я носила шелковые панталоны, – сказала Ваннетта, прерывая раздумья Делейни о гормонах. – Хлопковые он терпеть не мог.
Делейни надела резиновые перчатки. Ей не хотелось представлять Ваннетту в шелковых панталонах.
– Тебе надо купить шелковые панталоны.
– Вы имеете в виду трусы, которые закрывают пупок? – «И похожи на чехлы для автомобильных сидений».
– Да.
– Зачем?
– Потому что они нравятся мужчинам. Им нравится, когда женщины носят красивые вещи. Если ты купишь шелковые панталоны, то сможешь найти себе мужа.
– Нет, спасибо.
Делейни взяла флакон с раствором для перманента и срезала верхушку. Даже если бы она хотела найти себе мужа в Трули, что, конечно, просто нелепо, все равно она пробудет в городе только до июня.
– Мне не нужен муж. – Она подумала о Нике и обо всех проблемах, которые возникли в связи с ее возвращением. – Честно говоря, мне кажется, мужчины не стоят тех сложностей, которые они же и создают. Их ценность сильно завышена.
Пока Делейни наносила раствор на одну сторону головы Ваннетты, та молчала. Но едва Делейни подумала, не уснула ли ее клиентка с открытыми глазами или, хуже того, не потеряла ли сознание, как Ваннетта открыла рот и спросила, понизив голос:
– А ты, часом, не из этих, не из лесбиянок? Можешь мне рассказать, я никому не проболтаюсь.
«Ну да, – подумала Делейни, – не проболтаешься. А луна сделана из сыра». Будь она в самом деле лесбиянкой, она бы не оказалась в такой ситуации, когда, целуя Ника, одновременно срывала с него рубашку. Ее бы не завораживал один только вид волос на его груди. Она посмотрела в зеркало, встретилась взглядом с Ваннеттой и задумалась, не сказать ли «да». Такой ответ уж точно положил бы конец слухам о ней и Нике. Но мать бы еще сильнее разозлилась. В конце концов Делейни вздохнула и сказала:
– Нет. Хотя, наверное, это бы очень облегчило мне жизнь.
Укладка волос миссис Ван Дамм заняла у Делейни чуть меньше часа. Закончив, она подождала, пока женщина выпишет чек, потом помогла ей надеть пальто.
– Спасибо, что пришли, – поблагодарила Делейни, провожая клиентку до двери.
– Шелковые панталоны, – напомнила Ваннетта, перед тем как выйти и медленно двинуться по улице.
Минут через десять после ухода миссис Ван Дамм в салон вошла женщина с сыном лет трех. Делейни не стригла детей с тех пор, как закончила школу стилистов, но не забыла, как это делается. Однако уже после первого щелчка ножниц она пожалела, что взялась за это дело. Малыш тянул за маленький пластиковый фартук, который Делейни отыскала в кладовке, так, будто он его душил; ерзал, капризничал и то и дело кричал: «Нет!» Стрижка превратилась в турнир по реслингу. Делейни подумалось, что дело пошло бы гораздо быстрее, если бы можно было просто привязать ребенка и сесть на него.
– Брендон – хороший мальчик, – ворковала в соседнем кресле мамаша, – мама им так гордится.
Делейни удивленно покосилась на женщину, которая вырядилась в «Эдди Боер». Ей было явно за сорок. Глядя на нее, Делейни вспомнила статью в одном журнале (она читала ее в приемной у дантиста, пока ждала своей очереди), где обсуждался вопрос, разумно ли заводить детей в зрелом возрасте, когда яйцеклетки уже старые.
– Брендон хочет фруктовый батончик для хороших мальчиков?
– Нет! – заверещало порождение старой яйцеклетки.
– Готово!
Закончив стрижку, Делейни выбросила руки вверх, как победитель родео, и взяла с женщины пятнадцать долларов, очень надеясь, что в следующий раз Брендон будет терзать Хелен. Она вымела белокурые детские волосы, повесила на дверь табличку «Обеденный перерыв» и пошла в угловое кафе за своим обычным ленчем – сандвичем с индейкой на хлебе из муки грубого помола. Вот уже несколько месяцев Делейни ходила на ленч в это заведение, и даже перешла с владельцем, Бернардом Далтоном, на ты. Холостяку Бернарду было под сорок. Он был невысокого роста, лысоватый и выглядел как человек, который доволен собой. Лицо у него всегда было слегка розоватое, как будто он запыхался, а темные усы были подстрижены так, что казалось, будто их обладатель постоянно улыбается.