Влюбленная вдова
Шрифт:
Нет, напомнила она себе, она не должна позволить ему смягчить ее сердце — а она уже почувствовала, как оно начинает смягчаться. Не должна позволить жалости пробраться в ее душу — а Эбби поймала себя на том, что уже начинает его жалеть.
— Ясно. Стало быть, вы рассчитываете, что я сейчас сделаю «налево кругом!»и отправлюсь переодеваться? Позволю, чтобы меня нарядили, напудрили и причесали в угоду этому вашему свету? А потом вывели напоказ — в точности как… как какую-нибудь лошадь на параде!
— О, да вы неглупая женщина, — удивленно протянул Кипп вставая. Перед этим он жестом предложил ей сесть в кресло напротив, но Эбби намеренно сделала вид, будто ничего не заметила. Добродушная улыбка с лица виконта исчезла без следа. Он вдруг поймал
после церемонии венчания.
— Как бы там ни было, мне это по душе. Люблю, знаете ли, когда женщина чувствует себя независимой. Да, мадам, признаюсь, вам удалось произвести па меня впечатление. Прошу великодушно простить, я вообразил, будто вы в ожидании сегодняшнего вечера испытываете нужду в обычном арсенале женских средств обольщения, и падаю перед вами на колени — мысленно, конечно. Умоляю о снисхождении. Да, мне нет прощения — как я мог подумать, что вы с удовольствием воспользуетесь искусством парикмахера! Или согласитесь надеть драгоценности, которые я только минуту назад отдал Гиллету, велев отнести их вам, — я, идиот несчастный, решил, что вам, возможно, захочется нынче же вечером их надеть!
— Драгоценности?! — ошеломленно пролепетала Эбби. И тут же сурово упрекнула себя в малодушии. Ну и негодяй, мрачно подумала она, вот, значит, чем он ее решил соблазнить? Задумал сыграть на ее женском тщеславии! Не иначе он пронюхал, что ее единственные драгоценности — кольцо с гранатом и скромное ожерелье ему под пару, которые Гарри преподнес ей в день их свадьбы, — еще несколько лет назад пошли на уплату оставшихся после Гарри долгов.
— Да, драгоценности. Кстати, там есть недурные вещицы. Совершенно очаровательные, и притом старинные. В нашей семье они передавались из поколения в поколение. Но раз вы считаете, мадам, что ваше стремление к независимости пострадает, если вы наденете их на сегодняшний бал, то кто я такой, чтобы спорить? Поступайте как сочтете нужным, дорогая жена. Как вы только что любезно напомнили мне, мы с вами действительно дали слово не вмешиваться в жизнь друг друга!
Это что же такое? Неужто он сдается?! Или он что-то задумал? Чушь какая-то, рассердилась Эбби. Он не должен был так быстро сложить оружие! Подумать только — выкинул белый флаг, а ведь по ее замыслу Кипп просто обязан был встать на дыбы, страшно разозлиться, устроить грандиозный скандал и только потом пойти на попятную и, может быть, даже извиниться. А она в соответствии со сценарием рассчитывала грациозно принять его извинения — и розовое платье, разумеется. А также услуги месье Парфэ. Ну… и драгоценности, само собой. А теперь… Бог свидетель, разве сможет она когда-нибудь забыть, как дрогнул его голос при одном только упоминании о бриллиантах покойной матери! А как он любовался ими, какая гордость была написана на его лице, когда он показывал их ей!
Вспомнив о доброте Киппа, Эбби совсем пала духом. Да, он и в самом деле очень великодушен. А она… Неблагодарная! Накинулась на него как мегера, и это вместо того, чтобы сказать спасибо!
Черт бы побрал этого Киппа вместе с его добротой! Смущенный взгляд Эбби скользнул вправо… потом влево… и наконец уперся в пол. Явно не зная, куда девать глаза, она принялась разглядывать носки туфель. Итак, он побил ее на ее же собственном поле, ловко сумев выставить полной дурой, вздорной, капризной и к тому же неблагодарной. И все же она не спешила выбрасывать белый флаг. Ну уж нет, раз так, она пойдет до конца — просто ради того, чтобы посмотреть, хватит ли у нее сил стереть с его лица эту любезную усмешку.
— Чудесно, милорд. Стало быть, вы не будете возражать, если я надену на бал одно из своих платьев… да вот хотя бы это? По-моему, оно еще ничего, как вы считаете? — сладким голоском проворковала она. — Думаю, вы правильно меня поймете и не рассердитесь. Это платье старое, но оно принадлежит мне. И вполне удовлетворяет мое
— Не стану ли я возражать, мадам? Ни в коей мере, — невозмутимо бросил Кипп, что было самой возмутительной ложью на свете. Господи, как он представит гостям Эбби своей женой в этих жутких тряпках? Кипп мысленно нарисовал картину того, что произойдет на балу, и похолодел от ужаса. Весь Мейфэр будет смеяться над ними до самого утра! Конечно, ему было на это глубоко наплевать, но вот репутация этой странной маленькой женщины будет запятнана навсегда. И ведь она догадывается об этом. Господи, ну что за характер! И все это она затеяла только ради того, чтобы потешить свою вполне извинительную и достойную всякой похвалы, но, увы, совершенно ненужную сейчас гордость.
— Вы лжете! — заявила Эбби. Ее подбородок задрался еще выше, хотя в желудке у нее вдруг возникло весьма странное ощущение — словно мириады маленьких бабочек внезапно разом замахали крылышками. Естественно, она не
сможет сойти вниз в таком виде, как сейчас. Тем более что она заранее могла бы сказать, чем кончится эта ее затея: не пройдет и нескольких минут, как первый же из гостей сунет ей в руки свои перчатки и плащ и велит повесить его в гардеробной. А если это будет леди, то она наверняка прикажет ей показать дорогу в дамскую комнату. Эбби даже зажмурилась от унижения.
Кипп не ответил. И Эбби снова ринулась в атаку.
— А вы, значит, будете стоять рядом? И представите меня всем как свою жену, да?
Шагнув к ней, Кипп наклонил голову так низко, что почти коснулся губами ее уха.
— Может, рискнете проверить? — промурлыкал он, легко коснулся пальцем тугого пучка у нее на затылке и тут же отпрянул. — Как бы там ни было, — продолжал Кипп, с присущим ему великодушием давая ей возможность отступить без особых потерь, ведь на самом деле он был совсем не злым человеком, — если вы все-таки передумаете и решитесь надеть то платье, которое выбрал для вас я, а также согласитесь принять услуги месье Парфэ, тогда, думаю, бриллианты моей матушки будут выглядеть на вас более эффектно. Возможно, вы уже обратили внимание на ее портрет? Он висит в гостиной. Она надевала их, когда позировала для этого портрета, а написан он был вскоре после ее свадьбы с моим отцом. Мне было бы очень приятно, Эбби, если бы вы согласились надеть их сегодня… в память о моей маме.
— Бриллианты? — ошарашенно прошептала Эбби. Ей внезапно вспомнилось великолепное бриллиантовое колье, которое она заметила еще раньше, когда украдкой разглядывала портрет покойной виконтессы, и ноги у нее подкосились. Это был конец! Спорить дальше было бессмысленно. Будь это жемчужное колье, она бы еще поборолась. Эбби нравился жемчуг.
Но бриллианты… бриллианты она просто обожала! То есть ей так казалось, потому что, собственно говоря, никаких бриллиантов у нее отродясь не было. В душе ее царил хаос. Неужто она такая дурочка, что готова нацепить на себя эти побрякушки, это роскошное платье, чтобы только утереть нос лондонскому свету, стоя рука об руку с Киппом в качестве его жены? Неужели ради удовлетворения своего мелочного тщеславия она согласна забыть о своих принципах? И все это ради кучки блестящих камешков?! Конечно! И с радостью!
К тому же разве она и без того уже не переступила через эти самые принципы, когда решилась на брак с мужчиной из-за тех выгод, которые он сулил им обоим? Ну… и ради того богатства, которым он обладал…
В общем, так оно и было, и они оба это знали. Строго говоря, теперь, когда она увидела все это как бы со стороны, чужими глазами, ей вдруг стало очень стыдно. Эбби почувствовала, как ее обдало жаром, щеки у нее запылали. Ну разве не смешно — брать двумя руками все, что он предлагает ей из великодушия, да еще жаловаться при этом, что его дары, дескать, ущемляют ее гордость! Разве этого он ждал от нее? Впрочем, на самом деле он почти ничего от нее не ждал, поправила себя Эбби.