Влюбленная. Гордая. Одинокая
Шрифт:
– И все? Больше ничего не говорил? – оживляюсь я и вытираю лицо от слез.
– Нет, Любаша. А должен был?
Честное слово, зная беспринципность Боголюбова, я бы не удивилась, если он растрезвонил по всему городу о нашем «сотрудничестве» за столом переговоров.
– И что ты ответила?
– Сказала как есть: Люба, мол, встречается с молодым человеком. Мир расспрашивал, кто он и как его зовут, – сконфуженно протягивает Алиса. – И я…
– Назвала его имя?
– Нет, Люба. Наговорила ему всякого…
Алиска начинает нервно ерзать, сидя на мягкой широкой
– Алиса, ты что? Алисонька…
– Любочка, я испортила все, да? – всхлипывает она. – Я ведь думала, ты забыла о нем, об этом рыжем бабнике! Наговорила ему всякой ерунды – о вашей с Максом любви неземной, о скорой свадьбе, о том, какая наша Любаша счастливая и влюбленная. А сейчас вижу тебя и понимаю…
– И правильно ты сделала, Алиса, – обрываю подругу. – И ничего ты не понимаешь. Подумаешь, понимает она! – важно вздергиваю подбородок и чопорно поджимаю губы. – Надо было еще о дате свадьбы приплести что-нибудь или о цвете моего свадебного платья, – довольно посмеиваюсь и потираю руки.
– Ох, Любанька, – улыбается Лиса сквозь слезы. – Любишь его, да?
А я не знаю, что ответить… Люблю? Рядом с ним я теряю рассудок и не могу дышать, превращаюсь в сплошной чувствительный нерв… Задыхаюсь в пучине своих чувств, тону, падаю на дно и поднимаюсь, чтобы увидеть его глаза и снова утонуть…
Убейте меня, если любовь приносит столько мучений!
– И ничего я не люблю! Глупости какие… Нужен он мне, бабник, грубиян, врун безответственный и безалаберный… И вообще… – пыхчу, как паровоз, мельком замечая сверкающие в глазах Лисенка смешинки.
– Расскажи мне, – просит она мягко, поглаживая мою ладонь.
И я рассказываю… О крашеной мымре и обидных словах, о жалкой попытке Боголюбова извиниться и о том, что случилось после… Глаза Алиски сверкают яростью после моего пылкого содержательного рассказа о просьбе Мира «встречаться».
На лбу подруги обозначается крохотная морщинка, она прикусывает губу, боясь обидеть меня опрометчивым высказыванием. Молчит. А я жду, что же она скажет?
– Что ты решила, Любаша?
– А что тут решать? Он наиграется, отряхнется и пойдет дальше, а я…
– А ты?
– А я просто умру.
Глава 8
«Непревзойденный дизайн и волнующая грация дикой кошки, скорость, драйв, респектабельная роскошь – качества по-настоящему культового легендарного автомобиля. Не каждому подвластно приручить ягуара! Не бойся, рискуй, играй… Откажись от подделки!» – низкий обольстительный голос, льющийся из радиоприемника, раздражает.
– Достало, – тянусь к регулятору громкости и уменьшаю звук до минимума. Кожаное сиденье издает слабый скрип, когда я устало откидываюсь на спинку. Капли глухо разбиваются о лобовое стекло, слабым звуком разбавляя вязкую напряженную тишину.
Я не видел Любу семь дней. Сто шестьдесят восемь долбаных часов, мучащих разум обрывками пьяных воспоминаний. Спотыкаюсь о них, как о назойливое препятствие, то и дело мешающееся под ногами. Хочу смять их в кулак, как исписанный листок, и задвинуть подальше, но они крутятся в голове заезженной надоевшей кинолентой.
«Откажись от подделки, почувствуй оригинал…» – вещала реклама элитной тачки, пробуждая во мне совсем другие ассоциации.
Тело дышит, чувствует, гулко пульсирует от выплеснувшихся в кровь эндорфинов. Они играют со мной дурную шутку, полностью отключая рассудок.
«Я хочу встречаться…» – признание, внезапно сорвавшееся с губ, тому подтверждение. Мне удается смутить Любу, но куда больше – темноту и пустоту, этих сестер-близнецов, паразитирующих внутри моей жалкой душонки.
И я снова бегу… От беспомощности, кислотой разъедающей панцирь защиты, и непривычной щенячьей радости, заполнивших сердце. Я внезапно оказываюсь слабым перед ней, уязвимым в чувствах, как и тогда… И мне невыносимо видеть мелькающий в ее взгляде чертов триумф победителя.
«Тебя устроит моя квартира?»
Унизительное предложение мгновенно стирает с ее лица возбужденный румянец, успокаивая скулящих внутри меня монстров. В ее глазах слишком много пугающих меня чувств, ненужных, осложняющих отношения без обязательств, к которым я привык. Меня нельзя приручить, детка! Обладать, властвовать, понукать – не про меня.
Бегу… Бреду по темным лабиринтам коридоров в пиджаке на голое тело, саднящее от оставленных ею царапин. В темноте на ощупь касаюсь холодного металла дверной ручки, выпускаю себя на волю, под дышащее морозом вечернее небо.
Снова бегу, как два года назад… От ее цепких ручек, обладающих странной властью надо мной.
Единственное, чего мне хотелось, – забыться. Вернуть прежнюю размеренную жизнь без чертовых встрясок, брать то, что легко плывет в руки, и, как прежде, контролировать свою жизнь.
Звонок приятеля приходится как нельзя кстати. Кого я обманываю, дурак? Да здравствует привычная жизнь!
– Мир, благоверная наконец улетела, не хочешь присоединиться к нашему маленькому, но очень дружному консилиуму? – пьяный голос Никиты Чернова, заведующего гинекологическим отделением областной больницы, льется из ожившего динамика. – Мы в клубе «Сорренто», на Объездном шоссе.
Вечер пятницы, впереди аж два выходных. Почему нет?
В моей машине всегда есть смена белья и одежды, не раз выручавшие меня в тяжелых врачебных буднях. Я надеваю чистые майку и водолазку, умело скрывшую следы губ и ногтей Любы на моей шее, и еду к друзьям. Вдавливаю педаль газа в пол, прогоняя проклятые эндорфины хорошей порцией выплеснувшего адреналина.