Влюбленный мятежник
Шрифт:
Холод сковал Аманду, ей захотелось подойти к огню, чтобы почувствовать хоть толику тепла. Но у камина стоял Найджел Стирлинг, а она ни за что не смогла бы сейчас приблизиться к нему хотя бы на шаг.
– Мой муж убьет тебя!
– Вот как! Ты, значит, предала Англию и переметнулась на сторону этого сброда?!
– Я верна короне.
– Тогда докажи это – или, клянусь, Дэмьен Розвелл не доживет до утра Так или иначе, леди, я позабочусь, чтобы он умер. И не обольщайся нынешней обстановкой в колонии. Одна быстрая и решительная акция Лондона – и этот мятеж будет подавлен в зародыше Аманда молчала,
Найджел шагнул к ней.
– Не приближайся! – предупредила она, и отец остановился, в очередной раз улыбнувшись.
– Докажи! Если ты так предана короне, послужи ей!
Она лихорадочно соображала, сердце провалилось куда-то вниз.
Вспомнив разговор в кофейне, Аманда подумала, что, наверное, сможет спасти Дэмьена, на деле послужить, короне и в то же время не подвергнуть при этом риску ничью молодую жизнь – Существует склад оружия, – выпалила она.
Глаза Стирлинга засверкали от удовольствия.
– Где?
– У… у реки. На складе в Джонсборо.
Стирлинг улыбнулся и взял свою шляпу.
– Если ты сказала правду, девчонка, то, значит, подарила себе Рождество Прощай, дочь.
Он ушел. А Аманда еще бесконечно долго не могла пошевельнуться. Ей было так холодно, что даже жар огня не смог бы согреть ее сейчас. Она не ощущала, что только что помогла Англии. Она чувствовала себя так, словно предала не только патриотов…
Но и Эрика.
Пройдя через комнату к графину с бренди, она налила почти полный бокал и быстро выпила. Налила еще, выпила и только тогда почувствовала хоть какое-то подобие живительного тепла.
Но всю ночь ей снились юноши из кофейни. Они шеренгой надвигались на нее, выставив вперед мушкеты, глаза горели обвиняющим огнем, лица застыли словно маски. Они приближались, а она отступала, заходясь в беззвучном крике. Но вот они остановились и расступились, чтобы дать дорогу новому человеку. Она услышала уверенные шаги И увидела его лицо. Это было лицо Эрика, такое же холодное, как зимний ветер, без следа любви или сочувствия. Словно блестящая сталь, его глаза вонзились в нее, затем он протянул руку и его пальцы сомкнулись у нее на…
Вскинувшись, Аманда закричала, настолько реальной была картинка сна. И тут же поняла, что это не сон, что она борется с живым мужчиной, что это Эрик склонился над ней. Он настоящий, из плоти и крови, и с любопытством смотрит на нее сверкающими серебристыми глазами, и на губах его играет улыбка.
– Тес! Боже, леди, что за встреча! Я протягиваю руку, чтобы дотронуться до тебя, я мечтал об этом всю нашу долгую разлуку, а ты шарахаешься от меня, как от чудовища.
Она замерла; страх постепенно отпускал ее, но до конца не исчез и, наверное, останется с ней навсегда.
– Эрик! – задохнулась она. И, протянув руку, тронула его лицо.
Его волосы были влажными, он лежал на ней обнаженный, и Аманда догадалась, что, приехав, он обнаружил, что она спит, принял где-то в другой комнате ванну и вернулся обратно. Нет, он ей не снится, и взгляд его отнюдь не холодный и не презрительный Его глаза возбужденно блестели, тело пылало,
– Эрик!
Схватив обеими руками его чисто выбритое лицо, она притянула его к себе и едва не потеряла сознание, ощутив нетерпеливый жар его поцелуя. Оторвавшись наконец от его губ, она попыталась что-нибудь сказать, напомнить о своей обиде и этим постараться задвинуть поглубже собственные страхи.
– Ты не писал!
– У меня было мало времени.
– Я беспокоилась…
– Неужели? – Он помолчал, глядя на нее сверху блестящими глазами, и изогнул бровь, отчего резкие черты его лица стали походить на маску сатира. Затем склонился к ней совсем близко и прошептал с жарким желанием прямо в губы:
– Прости мне эту ночь, ибо я больше не могу выносить того, что мы не вместе!
Его руки рванули ее ночную рубашку, шелк затрещал, и Аманда почувствовала завораживающую сладость прикосновения его тела к своему. Его руки и губы были везде. Они двигались с буйной страстностью, нетерпеливой устремленностью. Она нежно застонала, почувствовав, как ее тело заряжается его теплом, оживает, требуя новых ласк, как внутри разгорается костер желания. Она выгнулась навстречу его губам, запустила пальцы ему в волосы и задохнулась, затрепетав, когда почувствовала, как его пальцы проникли между ее бедер и с беспощадной точностью обнаружили крошечный бугорок высшего наслаждения.
За лаской и поглаживанием рукой последовала решительная и одновременно нежная атака его языка, пившего нектар ее тела до тех пор, пока Аманда не прижалась к нему всем телом, моля в забвении сама не зная о чем. И тут же его сильные руки приподняли Аманду, и, смотря ей в глаза, он вошел в нее с таким бурным неистовством, что ее словно обожгло изнутри, пронзило насквозь, и она воспламенилась вместе с ним. Не отрывая глаз от ее лица, он вновь и вновь проникал в нее, и всхлипы сладчайшего, безумного наслаждения начали вырываться из ее груди. Он крепко держал ее в объятиях, и они неслись сквозь ночь и звезды, а бурный пульс страсти рождал в них нескончаемое блаженство.
Глава 11
Эти последние недели перед Рождеством стали самым счастливым временем в жизни Аманды, вернее, могли бы стать, если бы не очевидность нависшей над ними угрозы. Первые дни после возвращения мужа Аманда с тревогой ждала, что вот-вот что-нибудь случится. Но в Виргинии все оставалось спокойно.
В конце месяца выпал снег, и Эрик посчитал, что им пора ехать домой. Аманда была рада отъезду, она соскучилась по Камерон-Холлу.
Его обитатели устроили своим хозяевам теплую встречу. Даниелла, приехавшая раньше, поджидала их на крыльце вместе с Жаком Биссе. Том спустился по ступенькам, поднеся им серебряный поднос с заздравными кубками. Рядом стоял Кэссиди, готовый выполнить любое распоряжение. Чуть поодаль выстроились Маргарет, повар и Другие слуги, и когда Пьер открыл дверцу кареты, дружный хор голосов приветствовал молодых супругов. Аманда сделала большой глоток подогретого сладкого вина, поэтому, когда они с мужем уселись за обеденный стол, на губах ее играла улыбка и вела она себя мило и непринужденно.