Вместе с Россией
Шрифт:
На сей раз, чтобы придворные бездарности не вмешались в штабные дела и не сорвали задуманное, как это было в 1911 году, Сухомлинов, решил проводить игру в Киеве, то есть подальше от двора.
Когда высочайшее одобрение игры было получено и машина Генерального штаба пришла в движение, один из винтиков этой машины — полковник Соколов, начальник австро-венгерского делопроизводства, разведывательного отделения, — получил предписание своего командира генерала Монкевица отправиться в Варшаву. Полковнику следовало получить в разведывательном отделении штаба Варшавского округа имеющиеся у них свежие данные о потенциальном противнике, а затем прибыть в Киев и принять участие в штабном учении.
Деятельной и энергичной натуре Алексея Алексеевича подобные поручения всегда доставляли большое удовлетворение. Несмотря на месячную разлуку с Анастасией, он с легким сердцем собирался в дорогу. Подумал было взять с собой в Варшаву Настю, чтобы показать ей город, который так любил, побродить вместе с нею в свободные часы по милым варшавским улицам, посидеть в кофейнях и на концертах. Однако по зрелом размышлении оба решили, что такая поездка сейчас может вызвать кривотолки…
Под перестук колес варшавского экспресса мысли о Насте, в предстоящей свадьбе уходили в интимные уголки сознания полковника. На передний план выдвигались сложные переплетения больших европейских и мировых проблем. Верный конспиративным привычкам, Алексей не доверял бумаге свои планы. Он мысленно формулировал вопросы, которые поставит начальнику варшавского разведпункта полковнику Батюшину, так и эдак прикидывал, кого из офицеров привлечь к трудоемкой подготовительной работе, намечал для себя основные линии, но так, чтобы ни слова, ни листа бумаги не уплыло в Берлин. Соколов знал о немецком засилье в Варшавском военном округе и учитывал это.
Варшавский экспресс приближался к цели. Он с небольшим опозданием прибыл на Санкт-Петербургский вокзал Варшавы…
Портье в отеле, человечек с бородавкой на носу и прилизанными редкими волосами, внимательно изучал документ на жительство, выданный полковнику Генерального штаба Соколову, и внимательно сверял указанные в нем приметы с внешностью красивого военного в черном мундире. Соколову вдруг очень не понравился этот маленький человечек, его манера исподлобья взглядывать на гостя и вся его важная медлительность. Он нахмурился. Человечек понял и мгновенно вернул документ.
— У иностранцев мы вообще не спрашиваем ух бумаги, господин полковник! — пояснил он, и Соколов уловил какой-то не польский акцент в его русской речи. Но он не успел разобраться в своих наблюдениях, как коридорный подхватил его чемодан и бросился с ним к подъемной машине.
За четверть часа до четырех — условленного с Батюшиным срока — Соколов, затянутый в строгий мундир Генерального штаба, с саблей, украшенной анненским темляком «За храбрость», причесанный варшавским парикмахером, вышел из отеля на Саксонскую площадь, залитую ярким солнечным светом апрельского дня.
Генерал Орановский, начальник штаба Варшавского военного округа, принял Соколова очень любезно. Он слышал об этом умном и храбром офицере и теперь с удовольствием пожал ему руку. Долго задерживать визитера он не стал — в варшавском офицерском собрании был назначен бал, где генерал должен был присутствовать вместе со своей супругой, игравшей роль первой дамы гарнизона.
Николай Степанович Батюшин был не менее любезен — хотя по сроку производства в чин полковника он был намного старше, но Соколов как-никак был его начальником в Петербурге.
Они не виделись чуть меньше года.
— Как идет венская и чехословацкая агентура? — задал он вопрос Соколову, после того как они обменялись приветствиями и приветами от общих петербургских знакомых.
— Группа Стечишина дает первоклассную информацию, — поделился Соколов. — А помнишь, ее в прошлом году совсем было вывели в запас… Один из ее участников занимает высокий пост в венском генеральном штабе. Так он через киевских чехов доставляет свежайшие — с разницей всего в две недели — данные прямо с совещаний высшего руководства военного ведомства Австро-Венгрии.
— Всегда завидую твоим высокопоставленным друзьям в Австро-Венгрии, Алексей Алексеевич! — признался Батюшин.
— Что ты, Николай Степанович! Твои ходоки-«стекольщики» доставляют из Германии сведения, от которых Монкевиц в восторге… — успокоил его Соколов. — А как ты смотришь на возможность скорой войны? — задал он в свою очередь вопрос. — У меня есть агентурные сообщения, что в Германии исподволь готовят население и войска к мысли о неизбежности столкновения с Россией.
— Я смотрю на сей предмет очень серьезно, Алексей Алексеевич! — подтвердил Батюшин. — Моя агентура тоже доносит о заявлении императора Вильгельма насчет желательности совместной с Австрией проверочной мобилизации крупных воинских масс. Они пополняют свои войсковые продовольственные запасы до норм военного времени и ведут усиленные переговоры с поставщиками на армию…
Разведчики продолжали обмен информацией.
— А скажи, Николай Степанович, — задал Соколов особенно интересовавший его вопрос, — как относятся поляки к России, на чьей стороне будут воевать, если, не приведи господь, разразится война и затронет их территорию? Я, конечно, политикой не занимаюсь, — торопливо добавил Соколов обычную в те годы присказку офицеров, — но беспокоюсь о безопасности в тыловых районах наших войск…
— Коротко не скажешь, Алексей Алексеевич! — ответил Батюшин. — Да и вопросом этим, как ты знаешь, занимается совсем другое ведомство… — намекнул он на жандармский корпус.
— Но если без политики, что ты сам думаешь? — продолжал допытывать его Соколов.
— Думать здесь есть над чем… — с горечью промолвил Батюшин. — Практически все царство Польское — молодежь, рабочие, крестьяне и торговцы, большая часть дворянства — против русского царя. Исключение составляют лишь самые зажиточные купцы и землевладельцы. Они за русскую армию, которая их защитит от беспорядков и посягательств на собственность… Впрочем, на той стороне границы, где живут галицийские и познанские поляки, то же самое: за австрийского и германского императора — самые богатые собственники, они хорошо сжились с местными властями. А голытьба — ей и в Австрии, и в Германии одинаково плохо…
«Ты не добавил сюда Россию», — подумал про себя Соколов, но не сказал ни слова.
— Складывается очень пестрая картина различных общественных сил как в царстве Польском, так и в Галиции, и в «немецкой» Польше, — продолжал размышлять вслух руководитель русской разведки в Варшаве. — Как ты знаешь, один из самых популярных лидеров польской молодежи и всех антирусских сил — Пилсудский. Вся его так называемая военная организация Польской партии социалистов еще с девятьсот шестого года полностью запродалась австрийской разведке. «Фраки», как их называют после выхода из партии и создания фракции, пропагандируют мысль о том, что для них неизменными остаются задачи борьбы против России всеми силами и средствами. Они призывают к военным приготовлениям, требуют подготовки военных кадров и оружия. Полякам, мобилизованным в русскую армию, «фраки» рекомендуют организовывать сбор шпионской информации о России, диверсии, террор…