Вне подозрений
Шрифт:
— По-моему, она жила в этом доме. Что-то очень знакомое.
— А Барбара Уиттл?
— Да, тоже звучит знакомо. — Грин не стал утверждать, будто две эти женщины жили в доме на Шаллкотт-стрит, и лишь заявил, что он о них где-то слышал: «Девки там были разные, на любой вкус и всех возрастов. А с ними целый выводок ребятишек. Их никто не воспитывал, и они росли, как трава. Понятно, что социальные службы их опекали и бывали там не реже „Скорой помощи“».
Дом снесли, а значит, им еще предстояли долгие настойчивые поиски старых документов. Снова придется спрашивать, помнит ли кто-нибудь фамилии
Лангтон спустился по ступенькам бара с двумя чашками и поставил их на столик кафе. Он достал из пачки сигарету и закурил.
— Сколько я вам должна? — осведомилась Анна.
— За все плачу я.
Лангтон вынул из кармана свой мобильный телефон и начал набирать номера. Он отошел к двери, и Анна наблюдала за ним через стеклянную перегородку. Говорил он коротко, был сосредоточен, не улыбался и успел позвонить раз пять-шесть. «А ведь он очень хорош собой, — подумала она. — Правда, нос у него слишком тонкий и крючковатый, но глаза большие, выразительные, а руки сильные и с длинными пальцами. Темная тень у него на подбородке при свете отливает голубизной, и это одновременно притягивает и отталкивает. К тому же для полицейского он совсем неплохо одевается. Приехал сюда в современном стильном костюме и подобрал к нему в тон ботинки…» Она торопливо обернулась и поглядела в окно, заметив, что он возвращается к столику.
Лангтон выпил остывший кофе и передвинулся на стуле.
— Вы хорошо поработали, Трэвис, перечислив всех жертв. Удачно придумано.
— Спасибо.
Он ослабил узел галстука.
— Раньше мы или стояли на месте, или пятились назад. Но сегодня нам, по-моему, удалось сделать небольшой шаг вперед. А вы что думаете?
Она глубоко вздохнула.
— Я думаю, если он и есть наш убийца, в детстве в доме на Шаллкотт-стрит, с ним что-то случилось. Вы помните рассказ миссис Морган, как он визжал и плакал, когда мать хотела увезти его домой? Трагическая сцена! А история с кошкой показывает, до чего он был запуган с четырех до восьми лет. Ведь для ребенка, жившего в чертовой дыре, четыре года — это долгое время, просто огромный срок. Тогда и сформировался его характер, но, конечно, если он и есть наш убийца, — повторила она.
Лангтон что-то тихонько пробормотал, и Анна не смогла уловить ни слова.
— Простите, я не расслышала.
— Я готов поставить деньги на кон. Это он.
Несколько минут они сидели молча. Она посмотрела на свое отражение в окне и увидела, что ее волосы встали дыбом, словно у мальчишки.
— А как ваш желудок? — поинтересовался Лангтон.
— С ним все в порядке. Спасибо, что спросили. — Она задумалась, о чем с ним сейчас говорить. — Сколько лет вашей дочери?
— Китти? Ей одиннадцать, и она живет с моей бывшей женой. — Он порылся в кармане, вытащил оттуда бумажник, перебрал рецепты и скомканные купюры и наконец нашел маленькую фотографию. — Но снимок старый, теперь она изменилась. У нее тогда только что выпали молочные зубы.
Анна посмотрела на девочку с темными вьющимися волосами, большими ясными глазами и широкой улыбкой.
— Она изящна. И у нее есть свой стиль.
— А по-моему, просто сорванец в юбке.
Она проследила, как Лангтон убрал фотографию в бумажник. Потом он тоже взглянул на свое изображение в окне.
— Вы разведены? — робко спросила она.
Он неторопливо повернулся к ней лицом.
— Да, я разведен.
Лангтон улыбнулся и, откинувшись на спинку стула, не без иронии обратился к ней:
— А вы? Как с личной жизнью у вас?
— О, ничего определенного, есть несколько близких знакомых, но это несерьезно. И теперь у меня ни на что не хватает времени — с кем-то встречаться, завязывать отношения. Я полагаю, что вам, должно быть, еще труднее.
— Почему?
— Ну, я знаю, что работа занимает у вас целый день.
— И поэтому мой брак оказался неудачным? — ехидно заметил он.
Анна не поняла, шутит он или говорит всерьез.
— Простите?
Лангтон негромко засмеялся.
— Трэвис, вы явно стремитесь выжать из меня информацию. Что же, скажу откровенно: я — трудоголик, но развод никак не был связан с моей работой. Мой брак распался из-за нескольких любовных связей на стороне. — Он немного помолчал, а потом повернул голову и улыбнулся. — Особенно с блондинками. Обожаю блондинок.
В его глазах мелькнули смешливые искорки, и она опять не смогла решить, то ли он сообщил ей о своих вкусах, то ли захотел поддразнить.
Лангтон прижался головой к спинке стула.
— А что обожаете вы, Трэвис?
— Тосты с сыром и сандвичи с беконом.
Он усмехнулся и закрыл глаза.
— Ваш старик мог бы вами гордиться.
Анна едва удержалась от слез. И когда снова поглядела на него, то он, казалось, ненадолго уснул. Его голова мирно покачивалась из стороны в сторону. Она решила последовать его примеру — откинулась на спинку стула и закрыла глаза.
Анна мгновенно проснулась, когда Лангтон легонько похлопал ее по щеке.
— Мы подъезжаем к Лондону. И вот-вот остановимся на станции, — пояснил он, выпрямился и начал завязывать галстук.
— Должно быть, я задремала.
— Да, вы проспали всю дорогу, и я пять минут пытался вас разбудить.
Они сидели в последнем вагоне. Когда Лангтон приоткрыл дверь, между поездом и платформой уже обозначилось небольшое пространство. Он подскочил, обернулся, схватил изумленную Анну за талию, приподнял ее и спрыгнул вместе с нею на платформу. Она так плотно прижалась к нему, что чувствовала его дыхание, пропитанное кофе и никотином.
— Господи, да вы тяжелее, чем кажетесь, — пошутил он. И, убедившись, что она твердо стоит на земле, двинулся своим привычным шагом. Анна засеменила за ним. «Да, на вид я просто пушинка, — с грустью размышляла она, — но стоит до меня дотронуться, и сразу ощутишь железные мускулы». Отец любил в шутку сажать ее к себе на колени, ощупывать маленькие ноги и говорить, что они сплошь состоят из мускулов. Обычно он со вздохом добавлял: «Тяжелые мускулы. Весят не меньше тонны». А вот у ее матери, Изабель, были длинные тонкие руки и ноги. Отец частенько подначивал Анну, повторяя: «Жаль, что ты не мальчик, тогда наш следующий ребенок станет похож на мать». Но ни сестер, ни братьев у нее так и не появилось, хотя в семье по этому поводу никто не горевал. Ну нет других детей, и ладно.