Вне рутины

Лейкин Николай Александрович

— Встрчаю васъ при вхожденіи въ мой домъ искрометнымъ виномъ, Софія Николаевна. Пожалуйте… Гряди, гряди…

— Пожалуйста только безъ византійщины… — перебила его Соняша. — Не люблю я этой риторики…

Она взяла стаканчикъ и пригубила вина.

— Все, все… До дна… Не оставляйте зла. Вотъ такъ… — проговорилъ Іерихонскій и выпилъ свой стаканъ, прибавивъ:- Вотъ какъ пью за ваше здоровье.

— Однако, какъ вы расположены сегодня вино-то клюкать! — покачала головой Соняша.

— Случай исключительный. Праздную

сегодня мою побду, торжествую.

— Не надо мной-ли? Такъ предупреждаю: не вы меня побдили, а обстоятельства.

И Соняша подмигнула Іерихонскому.

— Соняша! Какъ теб не стыдно! — оборвала ее мать и тутъ-же обратилась къ Іерихонскому:- Не слушайте ея, Антіохъ Захарычъ, не придавайте значенія ея словамъ. Это она зря болтаетъ, изъ желанія противорчить. Такая ужъ у нея привычка съ дтства.

Началось показываніе Соняш обстановки квартиры. Она морщила носикъ и произнесла:

— Ну, знаете, мн хотлось-бы поуютне пожить, если ужъ я ршилась за васъ выйти замужъ. Все это обветшало, все это грязно, старомодно и, главное, никакого стиля. Ну, гостиную еще допускаю, ее можно перекрыть новой матеріей, повсить подъ цвтъ драпировки къ окнамъ и портьеры, а ужъ столовую надо перемнить.

— Столовую? — удивился Іерихонскій. — Да посмотрите, какой тамъ буфетъ!

— Буфетъ дубовый, стулья орховаго дерева, раздвижной столъ краснаго дерева, какъ паукъ на двадцати ножкахъ. Одно къ другому не подходитъ, — критиковала Соняша.

— Столъ этотъ былъ когда-то купленъ изъ дома графа Носуфьева.

— Ну, что-жъ изъ этого? Оттого его и продали, что онъ никуда не годился. Буфетъ вы оставьте, а столъ и стулья надо прикупить къ буфету дубовые.

Іерихонскій былъ огорошенъ. Онъ считалъ свою столовую за самую лучшую комнату по меблировк.

Соняша продолжала:

— О кабинет вашемъ я говорить не буду. Это всецло ваша комната и вы можете въ какомъ хотите логовищ заниматься, но гостиная и столовая общія. Къ осени надо все исправить.

— Постараемся. Хотя, право, я не знаю, что вамъ не нравится въ столовой, — развелъ руками Іерихонскій.

— Не возражайте. Я иду замужъ, чтобы жить порядочно.

Но когда Соняша вошла въ спальню и увидла за альковомъ широчайшую двухспальную кровать Іерихонскаго, она расхохоталась.

— Что это такое? Тронъ какой персидскій, что-ли?

— Не безпокойтесь, не безпокойтесь, дорогая Софія Николаевна, — подхватилъ Іерихонскій. — Спальня будетъ новая. Это дло ршенное. Не можно приготовить даже и не къ осени, а къ свадебному дню.

— Все къ осени. На дачу мы выдемъ рано. Этотъ двухспальный тронъ вы къ свадьб велите вынести на чердакъ, а я здсь поставлю свою кровать.

— А какая тутъ перина-то прекрасная! — съ сожалніемъ проговорилъ Іерихонскій. — Боги Олимпа — и т на такой перин не спали.

— На чердакъ! На чердакъ!

— Будетъ исполнено, Софія Николаевна, не безпокойтесь.

Когда

была осмотрна вся обстановка, они сли пить чай.

— А гд вы храните ваши деньги? — вдругъ спросила Соняша Іерихонскаго.

— Деньги? Деньги, какъ и у всхъ, хранятся въ банк, Софія Николаевна. Кто-же теперь держитъ деньги дома! Это неудобно и на случай пожара, и на случай воровства. Дома имются только росписки банка.

— Тамъ сказано, сколько положено?

— Конечно-же сказано.

Соняша улыбнулась.

— А можете вы мн показать эти росписки? — спросила она.

Іерихонскій замялся.

— Зачмъ вамъ, дорогая моя? — сказалъ онъ. — Вы такой благоухающій цвтокъ, что всякіе денежные разговоры и денежныя соображенія…

— Это отъ вашей-то невсты вы хотите денежныя дла въ тайн держать? Хорошъ женихъ! А еще говорите, что влюблены! Ахъ, вы!..

— Соняша! Да какъ теб не стыдно! — оборвала Соняшу мать.

— Чего-же тутъ стыдиться! Когда-нибудь должна я быть посвящена въ его денежныя дла. Я хочу знать. Ну, скажите-же, Іерихонъ Антіохичъ, сколько у васъ денегъ? — приставала Соняша.

Она такъ была увлечена узнать про его состояніе, что даже перепутала имя Іерихонскаго. Онъ не замтилъ этого, тяжело вздохнулъ и тихо произнесъ:

— Извольте. Скажу. Тридцать дв тысячи.

— Тридцать дв? Я думала, больше… Сколько-же это процентовъ приноситъ въ годъ? — допытывалась она.

— Тысячи полторы.

— Вдь это очень немного. Но не безпокойтесь, не безпокойтесь. Я не возьму своего слова назадъ, что выхожу за васъ замужъ.

Іерихонскій покачалъ головой и сказалъ:

— Но какая вы Фома Неврный!

— Ахъ, Боже мой! Да должна-же я когда-нибудь узнать, что вы такое! Должна-же ознакомиться со всей подноготной вашего житья-бытья — и вотъ теперь прекрасный случай.

Іерихонскій молчалъ.

Соняша пила ложечкой изъ чашки чай и опять начала:

— Ну, а теперь покажите мн вс драгоцнности вашей покойной жены. Я говорю о брилліантахъ, которые вы показывали мамаш. Покажите ихъ мн.

— Съ удовольствіемъ.

Іерихонскій сходилъ за шкатулкой и сталъ вынимать изъ нея и показывать Соняш жемчугъ, брилліантовое колье, часы съ цпочкой, кольца.

— Хорошія вещицы, — любовалась Соняша. — Но ихъ мало передлать на новый фасонъ. Вдь вы все это отдадите мн въ день свадьбы?

— Всенепремнно, дорогая моя. Это будетъ для васъ свадебный подарокъ.

Іерихонскій улыбнулся во всю ширину своего лица.

— Ну, спасибо вамъ. И три выигрышные билета передадите? Помните? Вы говорили… — продолжала Соняша.

— Да, да, да… Я отъ своихъ словъ не отрекаюсь. Брилліанты я вамъ передалъ-бы и теперь, но чмъ я васъ тогда въ день свадьбы обрадую? — проговорилъ Іерихонскій. — Кое-что въ задатокъ я вамъ уже далъ, а теперь вотъ еще… Держите вашъ пальчикъ.