Вне рутины
Шрифт:
Манефа Мартыновна тяжело вздохнула и отправилась къ себ домой.
XXX
На другое утро посл свадьбы Соняши Манефа Мартыновна проснулась раньше обыкновеннаго, взглянула на пустующее посл дочери въ спальн мсто и сейчасъ-же мелькнуло у ней въ голов: «что она? какъ она? угомонилась-ли? примирилась-ли съ своемъ положеніемъ»?
«Ну, что такого особенно худого въ этомъ Іерихонскомъ, что Соняша такъ становится на дыбы? — разсуждала она, одваясь. — Только одно разв, что староватъ немножко. А остальное все такъ, что лучшаго
Манефа Мартыновна вышла въ столовую пить кофе. Ей ужасно хотлось поскорй повидать дочь и узнать, какъ она провела ночь на новосель, но было еще слишкомъ рано, и Манефа Мартыновна опасалась потревожить сонъ новобрачныхъ. Съ большимъ нетерпніемъ взглядывала она на часы и ей казалось, что часовыя стрлки двигаются очень медленно.
Іерихонскіе сегодня общались обдать у Манефы Мартыновны. Она начала заказывать обдъ Ненил и, дабы заполнить чмъ-нибудь то время, пока она можетъ идти къ дочери, заказывала этотъ обдъ ужасно медленно, обстоятельно разсказывая, что положить въ соусъ, какъ приперчить подливку, гд припустить сахару.
Ненила стояла, слушала и поддакивала.
Покончивъ съ заказомъ обда, Манефа Мартыновна сказала Ненил:
— А закупишь провизію, такъ ты все-таки сходи наверхъ. Можетъ быть теб придется помочь Софь Николаевн одться, приколоть что-нибудь.
Ненила сдлала совсмъ серьезное лицо и отвчала:
— Да я, барыня, была ужъ тамъ. Забгала туда.
— Да чего-же ты спозаранку-то, дура! — огрызнулась Манефа Мартыновна. — Они еще спятъ. Вдь всего девять часовъ.
— Генералъ не спятъ уже, барыня. Они давно не спятъ, — сказала Ненила. — Давеча часъ назадъ уже не спали. Ходятъ по комнат въ новомъ халат и туфляхъ и ужъ требовали, чтобы Семенъ имъ самоваръ ставилъ.
— А генеральша? А Софья Николаевна? — спросила Манефа Мартыновна.
— А Софья Николаевна спятъ. У себя въ спальн запершись спятъ.
— Какъ запершись?
Ненила наклонила голову на бокъ и сдлала свое лицо еще серьезне.
— У нихъ, барыня, что-то неладное вышло, — сказала она. — Софья Николаевна спятъ у себя въ спальной одн, а генералъ изволили спать у себя въ кабинет на диван.
— Какъ одн? какъ въ кабинет, на диван?.. Да ты врешь, дурища! — вскричала Манефа Мартыновна и въ испуг вскочила со стула.
— Такъ мн Дарья сказывала, такъ Семенъ говорилъ, — спокойно отвчала Ненила.
— Давай мн скоре одваться! — снова закричала Манефа Мартыновна, тутъ-же поспшно сбрасывая съ себя блузу, — давай коричневое шелковое платье. Я сейчасъ побгу туда и узнаю, въ чемъ дло. А сама изъ квартиры: не выходи. Провизію потомъ купимъ, когда я вернусь:
Ненила засуетилась. Было принесено платье, сапоги. Манефа Мартыновна наскоро переодвалась, рвала крючки и петли у платья, пуговицы у полусапожекъ и, не причесавшись, не взглянувши даже на себя въ зеркало, побжала наверхъ къ Іерихонскимъ.
Дабы
Въ столовой у стола, около никелированнаго кофейника, сидлъ Іерихонскій и мшалъ ложечкой въ стакан налитый кофе со сливками. Тутъ-же лежалъ на поднос большой, початый уже, поднесенный вчера крендель. Іерихонскій, былъ въ подаренномъ ему свадебномъ халат, синемъ атласномъ съ желтой отдлкой и въ красныхъ туфляхъ. Завидя Манефу Мартыновну, онъ вскочилъ со стула и, схватившись руками за грудь, какъ-бы закрывая что-то, заговорилъ:
— Прошу извиненія, мамаша, что застаете въ такомъ костюм. Не ожидалъ такъ рано.
— Полноте, полноте…Что за церемоніи, Антіохъ Захарычъ… Сидите, пожалуйста, — сказала Манефа Мартыновна. — Я знаю, что еще рано, но я пришла узнать, что съ Соняшей. Нездорова она, что-ли? Моя Ненила была сейчасъ у васъ и разсказываетъ ужасныя вещи.
Но Іерихонскій уже юркнулъ въ кабинетъ и оттуда говорилъ:
— Подождите, добрйшая, минуточку. Сейчасъ. я надну на себя подобающій костюмъ и разскажу. вамъ все по порядку. Въ туфляхъ позволите мн быть? Я потому прошу, что Семенъ проспалъ, что-ли, сегодня и не усифлъ еще вычистить мн сапоговъ.
— Ахъ, пожалуйста, не безпокойтесь. Напрасно вы и переодваетесь. Сидите въ халат. Халатъ у васъ новый прелестный и такъ онъ вамъ къ лицу… — уговаривала его Манефа Мартыновна.
Но Іерихонскій уже выходилъ изъ кабинета переодтымъ. На немъ былъ вицмундиръ, срыя брюки, черная. форменная жилетка, при ночной сорочк, причемъ на шею онъ повязалъ красный фуляръ.
— Добраго здоровья, мамаша, — сказалъ онъ, протягивая руку. — Кофейку не прикажете-ли?
— Пила я, Антіохъ Захарычъ. Не мучьте меня, скажите, что такое приключилось съ Соняшей? — перебила его Манефа Мартыновна. — Можно къ ней? — сдлала она движеніе.
— Спитъ, запершись въ спальной, — тихо произнесъ Іерихонскій. — Постучитесь къ ней. Можетъ быть, проснется и вамъ-то отворитъ.
— Но она нездорова? нездорова она? — допытывалась Манефа Мартыновна.
Іерихонскій развелъ руками и произнесъ:
— Полагаю, что нездорова, иначе чмъ-же объяснить ея поведеніе!
— Какое поведеніе? что такое? Не мучьте, голубчикъ, разскажите поскоре.
— Прошу покорно приссть. Успокойтесь, пожалуйста. Я самъ горячился, но успокоился.
— Ахъ, да разсказывайте скорй!
Манефа Мартыновна сла. Лицо ея все подергивалось отъ ожиданія. Іерихонскій началъ:
— Вчера, посл ухода вашего, я подслъ къ Софіи Николаевн. Дло было въ спальной… Ничего ей худого не сказалъ. Заговорилъ о предстоящемъ найм дачи. Софія Николаевна отвчала урывками. Я обнялъ ее за талью… Какъ мужъ обнялъ, Манефа Мартыновна… Хотлъ ласку оказать, приласкаться. «Чего, я говорю, другъ мой, вы такъ непріязненны со мной? Отчего не могу я, дорогая моя, ничмъ передъ вами выслужиться»? Только и сказалъ. Вдругъ она меня оттолкнула. Оттолкнула и пересла въ кресло. Я опять къ ней… Согласитесь сами, вдь я мужъ. Мужъ я?