Вне закона
Шрифт:
Евгений понял, что переиграл, пора уходить. Бутылка была пуста, а по провинциальным обычаям после этого полагалось малость пошуметь. Но ни скандал, ни драка в его прейскурант не входили.
— Гордись своим заводом тихо, дядя, — сунув руку в карман, сказал он сквозь зубы. — А чалился я, как ты изволил выразиться на своем пролетарском языке, по 269-й — за незаконное ношение знаков Красного Креста и Красного Полумесяца.
С этими словами он встал, вытер рот салфеткой и бросил ее на пол. Придвинул стул, не вынимая из кармана руки, и, насвистывая «Дождик капал на рыло и на дуло нагана», направился к выходу из шумного, пьяного загона для новоиспеченных акционеров.
Стемнело, посвежело,
По всем имевшимся на этот час данным, дело вытанцовывалось таким образом: силами и на средства рабочих одного из подмосковных заводов по производству каких-то там полимеров руководящая верхушка воздвигла особнячок. На гребне новых изменений в экономике молодой капиталистической России коллектив завода стал соучредителем акционерного общества закрытого типа «Руно» на базе треста, а особнячок превратился в маленький бордельеро, где по субботам тузы местного значения во главе с Пименовым собирались отдохнуть от трудов праведных и попариться в баньке с московскими путанами.
Некто (под условным прозвищем Клиент) заподозрил свою возлюбленную в неверности и обратился к частному детективу с просьбой проследить за тем, куда она уезжает на выходные. Частный детектив по неизвестной, хотя вполне понятной причине отказал Клиенту, и тогда тот, человек, видимо, высокопоставленный и потому не желавший засвечиваться, через доверенных лиц отыскал бедолагу под условным прозвищем Дурак, посулив ему большие деньги. Этот Дурак в прошлом имел дела с подобными рогоносцами, один из которых его и рекомендовал Клиенту.
Дурак имел одну характерную особенность: если его заставляли молиться, он обязательно разбивал себе лоб.
Вот и на этот раз, вообразив, что дело пахнет не иначе как государственным переворотом, насмотревшись видиков о похищениях президентов, исполненный романтического инфантилизма, подогреваемый чувством ущемленного профессионального достоинства, вечно жаждущий сорвать куш где побольше, вместо того чтобы собираться в загранпоездку с частным визитом, ввязывается в драку.
Он следит за каким-то Клиентом, который просто едет проверять, как идет погрузка продукции Зарайского завода, и везет пять бутылок водки грузчикам и завскладом в благодарность за хорошую работу, потом ночует под дверью квартиры, где живет путана, прячется по закоулкам и подворотням; приняв ее сутенера на «джипе» не иначе как за резидеша Интеллидженс сервис, весь день сидит в кабаке с зарайскими акционерами, угощая их водкой и выпытывая такие серьезные государственные тайны, как фамилия директора или организационная структура предприятия. Все это можно было сделать быстрее, если бы не действовал непреложный Закон природы: ЕСЛИ ДУРАК, ТО ЭТО НАДОЛГО…
Евгений стал спускаться, нащупывая в темноте дорогу и продираясь сквозь кусты. Он скользил по отсыревшей листве, слыша собственный зубовный скрежет, и ругал себя на чем свет стоит:
«Мозги у тебя, Стольник, все-таки навыворот!.. Нюх ты свой давно потерял. Стал, как декабрист, слишком далек от народа. Но те-то хотя бы Герцена разбудили, а ты кого?.. Зверя в себе?.. Ну, конечно же, бабец принадлежал кому-то из известных людей, оттого Клиент и не пожелал связываться с детективным агентством: там нужно договор подписывать, фамилию свою на бумажке оставлять, а зачем ему это, если он, к примеру, Сосковец, Явлинский или сам Козырев? Как они потом в президенты баллотироваться станут?.. Обнаружил этот Иван Иванович измену, потребовал объяснений, жена-путана стала все отрицать, вот и понадобились доказательства. В квартире она была одна, потому что муженек ушел к маме — пожить до развода. Валей по телефону она Пименова называла, а не подругу, как ты
Не дойдя метров пятидесяти до ограды, Евгений присел на пенек и улыбнулся своим недавним фантазиям на криминальную тему, высосанным, как оказалось, из пальца. Отдышавшись и глядя в беззвездное небо, на котором едва угадывались низкие густые облака, незадачливый сыщик вдруг загрустил.
«Да нет, Женька, никакой ты не дурак. Это все от тоски по прежней жизни, когда ты был молод, горяч, полон сил и решимости. Не деньги тебя прельстили — мало ты их в жизни имел? Не желание отыграться за то, что тебя якобы хотели «подкинуть», двигало тобой. Просто решил доказать себе, что ты все еще тот, прежний. ЭТО ВЕДЬ ПЕРЕД ВСТРЕЧЕЙ С ВАЛЕРИЕЙ ТЫ СЕБЯ ПРОВЕРИТЬ РЕШИЛ, СОЗНАЙСЯ!.. А они тебе — дешевый адюльтерчик. Да и не они вовсе, а Судьба. Три тыщи гонорара за очевидный пустячок тебя насторожили? Эх ты! Забыл, в какое время живешь?.. Да у них по стольку баксов в каждом кармане — на мелкие расходы, для них это никакие не деньги. У мертвых тележурналистов киллеры полторы тысячи баксов из кармана не забирают — пачкаться не хотят такой мелочевкой. Они детей в швейцариях учат на банкиров и такие суммы им на завтраки выдают. Станкевич, вон, на Канары или в Альпы на субботу-воскресенье летает, а уж в Засрайск этот…»
Тело окутывало приятное тепло, наступило расслабление. Он прислонился к стволу толстого дерева, прислушался к убаюкивающему шуму ветра в оголенных ветвях.
«Порезвился и будет, — решил Евгений. — Проверю, во сколько она завтра домой заявится, в понедельник Иван Иванычу распишу, с кем и по какому адресу, и — бабки на стол! А на сегодня пора и честь знать».
Не успел он отойти и трех шагов, как на подворье хлопнула дверь, послышались мужские голоса, за оградой заиграли полосы света. Ветер донес женский смех, мелодичный клаксон, музыка стала громче и стихла — не иначе снова отворяли дверь.
Евгений, пригибаясь, отбежал в непроглядную темень. Приблизившись к ограде, залег. Сразу за оградой росли смородина или крыжовник, в темноте не разобрать, но густые у основания кусты надежно заслоняли редкие блики света. Ему было видно все, что происходило во дворе, сам же он оставался в укрытии.
Подвыпившие мужчины остановились неподалеку от него. Их было четверо. Одного Евгений узнал — водитель «джипа». Этот стоял метрах в пяти и лениво озирался. Другой, судя по комплекции, лет пятидесяти пяти, в рубашке и галстуке, курил длинную сигару. Из дома вышла красавица с Лесной, вынесла ему вязаную кофту, заботливо накинула на плечи. Он обнял ее, продолжая негромкую беседу.
«…Собираетесь ехать?», «…Друг мой, лететь вслед за…», «…Вторник, не позднее», «Не знаю, не знаю… допускаете, немцы на складе…», «…Были причины. Из тысячи туб выбрать…», «Смотря, что они…», «…Сведения? Вызвали первым…» — проклятый ветер, заблудившийся в кустах, рвал фразы в клочья, не давая вникнуть в смысл разговора.
«Значит, этот, с сигарой, Пименов», — подумал Евгений, и как бы в подтверждение его догадки из распахнувшейся двери бани крикнули:
— Готово, Валентин Иваныч!
Кричал низкорослый человек, по пиджаку судя — не истопник, видимо, кто-то из «шестерок».
— Сейчас, — спокойно ответил Пименов, не заботясь о том, чтобы его услышали.
У машины то ли рассказывали анекдот, то ли соревновались в остроумии — женщина довольно смеялась.
В глубине двора мелькнула тень. Затем — вторая. Евгений вгляделся в черное пространство сада, высмотрел двоих, на углу слева — третьего… Гости? Или охрана? Если охрана, то усердствовала она не очень. Скорее всего, ребята были доморощенными, наемные из агентства занялись бы «зачисткой» прилегающей территории, распределили местность по секторам, позаботились бы о блокировке подходов, выставили внешний резерв.