Вне зоны доступа
Шрифт:
Утром я проснулась одна. Пошевелилась, не сразу сориентировавшись, где я. Потянулась, огляделась по сторонам, сонно моргая, и… замерла. Прямо возле моей головы лежал аккуратный букетик чабреца. Нежные бело-розовые соцветия издавали характерный аромат. Кто бы мог подумать, что Соловьев окажется таким романтиком? Тронутая до легкой тянущей в груди боли, я осторожно провела пальцами по древесным стеблям, погладила крохотные листочки… Опустила голову на спальник, поближе к цветам. Как мне этого не хватало, господи… Вот этих,
И снова на мои глаза набежали слезы. Я зажмурилась, отгоняя их. В то же мгновение полы палатки разошлись.
— Ну, и сколько ты будешь дрыхнуть? Я уже кофе сварил. Вот. Осторожно… Не обожгись.
Я всхлипнула. Данил застыл с протянутой алюминиевой кружкой, полной ароматного черного кофе. Крепкого наверняка. Как его объятья, или внутренний стержень, который в Даниле был прочнее дамасской стали. В Соловьеве все было такое… Крепкое. Надежное. Основательное. Взять хотя бы его старомодную заботу о женщине, необходимости в которой современные мужчины по большей части не видели… Все это кричало, что передо мной тот самый… почти вымерший вид. Мы с подругами его называли «мужик настоящий».
От нахлынувших вдруг эмоций внутри меня все вибрировало и дрожало… Горло перехватило, и я несколько раз сглотнула, чтобы хоть что-то сказать.
— Доброе утро и… спасибо. За цветы.
— Эй, ну, ты чего?
— Да так… Что-то ты растрогал меня, Соловьев. Вот, уже потекла, как прохудившееся корыто.
Я стряхнула со щек влагу и, запрокинув голову к куполу палатки, часто-часто заморгала. Данил осторожно отставил чашку и на коленях забрался внутрь. И снова мы замерли друг напротив друга в тесном, пронизанном оранжевым светом пространстве. Сюрреалистическая выходила картинка…
— Я предпочитаю, чтобы текла по другой причине.
Я отшатнулась и недоверчиво уставилась на Соловьева. Сердце подпрыгнуло и застучало в горле.
— Ты ужасный пошляк, — хохотнула я, скрывая за смехом скручивающее узлом желание.
— Да нет. Я просто предпочитаю называть вещи своими именами.
И без того сырой воздух сгустился до состояния клейстера. Я им не дышала, кажется. Пила… Захлебывалась и давилась.
— Пей кофе и выходи завтракать. Свет сейчас хороший. А я даже как-то привык к твоей помощи.
Серьезно? Завтракать? А ведь я уже было решила, что моим завтраком станет он. Я сдалась своим желаниям в плен, следуя по пути наименьшего сопротивления. Думала, что и Данил не сможет себе отказать. Но, как видно, он гораздо лучше себя контролировал.
— Ясь…
— Ммм?
Было что-то удивительно трогательное в том, как он произносил мое имя.
— Я тоже тебя хочу. Просто… черт, — Данил зарылся рукой в волосы и прикусил изнутри щеку. — Я просто не могу выбиться из графика.
Что-что, а это мне было понятно. Я медленно кивнула и потянулась
— Есть что-нибудь стоящее? — спросила я, когда уже вечером Данил взялся просматривать отснятый за день материал.
— Для журнала — пойдет. Но ни одного по-настоящему ценного кадра.
— Выжидая его, ты можешь провести здесь всю жизнь, — ухмыльнулась я и вернулась к чистке сковородки. Данил покосился на меня через разделяющие нас языки пламени.
— Я сегодня уже думал об этом.
— И что?
— А то, что с каждой секундой эта мысль мне все больше нравится.
— Да ладно. Ты здесь быстро заскучаешь. Это летом еще ничего, а когда приходит зима…
— И что же тогда?
— Тогда все становится однообразно. Жизнь застилает белым. Из нее исчезают краски. Все монотонно и рутинно до зубовного скрежета.
— Поэтому ты хочешь уехать?
— Я уже не знаю, хочу ли… На самом деле штиль гораздо лучше любого шторма. По крайней мере, для меня.
— Я понимаю, о чем ты.
— Правда?
— Да. После плена я на многие вещи стал смотреть по-другому. Опасность больше не манит меня так, как раньше. Я спрыгнул с адреналиновой иглы. Понял, как много времени потерял на всякие глупости, вместо того чтобы… — Данил не договорил и снова уставился на экран планшета.
— Если бы ты мог изменить прошлое… Ты бы воспользовался этим шансом?
Данил вскинул взгляд. Языки пламени танцевали на его блестящем, покрывшемся испариной, лице. Золотили выгоревшие до цвета спелой пшеницы волосы.
— Я не знаю, — пробормотал он. — Еще пару дней я бы сказал: конечно. Но теперь я не знаю…
Это и близко не стало моей победой. Да я и не стремилась к ней. Но мне было до дрожи в руках приятно то, что он не отмел, как несущественное, то, что между нами происходило.
Не знаю, почему это было так важно.
Глава 18
Остаток вечера её вопрос звенел в моей голове. Я прокручивал его снова и снова. Мысли кипели. Их не смог охладить и мой заплыв в ледяной даже сейчас воде озера. Кожу покалывало от холода, мышцы сводило, и перехватывало дыхание, но я упорно плыл вперед, вспарывая руками неспокойную озерную гладь.
Хорошо, что Яська отказалась составить мне компанию. Она и меня взялась уговаривать не лезть в воду, а, последовав ее примеру, обмыться под теплым импровизированным душем, который Яна смастерила, проделав дырочки в пластиковой десятилитровой бадейке. Я не мог не признать гениальность инженерного решения этой конструкции, с моей помощью подвешенной на сук. Но, во-первых, десяти подогретых на костре литров воды нам двоим бы не хватило, а во-вторых… да, мне нужно было остыть.
Я вышел из воды, стуча зубами от холода.