Внедрение

Константинов Андрей Дмитриевич

– Мне доподлинно известно, кто стоит за нашим расстрелом в лифте.

Александр Сергеевич от неожиданности (он не заметил, как Штукин подошел) вздрогнул и резко обернулся. Помолчал, потом ответил:

– Мы – не персонажи кинофильма, поэтому я не скажу сакраментальную фразу типа: «Говори – озолочу!»

– Я не к этому, – мотнул головой Валера.

– Надеюсь. Говори.

– Некто Гамерник, – тихо сказал Штукин.

У Юнгерова так заколотилось сердце, что он даже машинально потер грудь ладонью:

– Некто?…

– Мне Денис про этого… бизнесмена рассказывал, про ту историю на Обводном канале, еще кое-что.

Александр Сергеевич свел

брови к переносице:

– Только не пугай меня тем, что тоже вычислил его аналитически, научным методом исключения. Если я сейчас услышу, что больше это организовывать было просто некому, – ты получишь пендель.

Штукин помотал головой:

– Аналитика здесь ни при чем. Я знаю одного опера, который работает в управе под Ильюхиным. Он как раз в той группе, которая занимается расстрелом в лифте. Он отрабатывает только часть сигналов, но присутствует на рабочих совещаниях. Недавно было одно совещание необычное – с него выставили всех, кроме избранных, среди которых был и один его собутыльник. И он моему оперу под большим секретом о Гамернике и рассказал – и не как о версии, а как об отработанном оперативном сигнале. Это не сплетня и не домысел. Деталями этой информации располагают только Ильюхин лично и несколько его особо доверенных помощников.

Валера замолчал. Юнгеров долго и пристально смотрел на него, а потом очень тихо спросил:

– Это все?

– Нет, – мотнул головой Штукин после некоторого, еле заметного колебания. – Еще этот опер говорил… кое-что странное… Что лифт – это только артподготовка. Основные удары пойдут из Москвы от легальных структур. И через налоговую, и через МВД… Мне трудно дословно воспроизвести, поскольку он говорил немного путано, так, будто сам не до конца понимал, о чем идет речь.

– Теперь все?

– Все.

– Ага.

Александр Сергеевич прошелся туда-обратно по берегу озера и, остановившись, снова заглянул Штукину в глаза:

– Как, говоришь, зовут эту тварь?

Валера смутился от странно прозвучавшего вопроса и как-то неуверенно повел плечами:

– Так… Гамерник…

– Правильно, – согласился Юнгеров. – Но имя им – Легион.

Неожиданно он почти упал на землю, приняв положение лежа, и отжался ровно семьдесят пять раз. Потом встал с покрасневшим лицом, шагнул к Валере и, назидательно подняв вверх указательный палец, сказал:

– Когда танцуешь с чертом – надо внимательно слушать музыку! Понимаешь?

– Ну… Понимаю, Александр Сергеевич.

Юнкерс улыбнулся почти весело:

– Штука, ты – свой? Если мы пойдем на войну – ты с нами?

– Конечно, – дернул враз пересохшими губами Валера.

– Это хорошо. Это – правильно. Война – штука грязная. Поэтому – приказ для всех – а тебе лично я его расшифрую: не пить, не выпивать, меньше курить, после еды вместо кофе – зеленый чай. Вместо тяжестей в зале – бег трусцой по утрам и вечерам, в эфире – молчание, дела привести в порядок, полная светомаскировка, орудия расчехлить. Мы их заманим к реке и накроем пулеметами.

Штукин в полном обалдении переминался с ноги на ногу. Юнгеров тихо засмеялся:

– Валера, ты меня еще плохо знаешь, поэтому не всегда понимаешь, когда я шучу, когда – говорю серьезно, когда – полусерьезно и когда – полушутя. Я не сошел с ума, я сейчас нормальней, чем когда бы то ни было… Да, вот что: твоему оперу из управы – надо дать денег. Пусть дальше старается. Голодный казак – плохой казак.

В глазах Штукина промелькнула какая-то быстрая тень. Он качнул головой и даже чуть шагнул вперед:

– Не надо… Он ведь рассказал мне

все это, не зная, где я теперь. Деньги его только испугают.

Александр Сергеевич посмотрел на парня с одобрением:

– Верю! Но все равно при первой же возможности человека надо отблагодарить. Как только представится такой случай – моргнешь. И еще – ему надо помочь в отработке возложенных на него задач. Как только он начнет делать все стремительно и на пять баллов, ему станут поручать все больше и больше. И вскоре перестанут удалять с совещаний для особо посвященных… Что еще для этого требуется? Думай! Ты меня понял?

– Понял.

– Вот и умница. И я тебя понял и услышал. Я тобой доволен, ты все сделал правильно. А сейчас – ступай… Мне еще подумать надо…

Вечером того же дня Юнгеров назначил маленькое оперативное совещание, на которое пригласил Крылова, Ермилова и Дениса. Сухо и без эмоций изложив им то, что рассказал Штукин, Александр Сергеевич спросил мнение полковника об Ильюхине и его людях. Крылов несколько раздражился, когда узнал, что его все-таки обскакали, но сумел перебороть себя и дал самые лестные характеристики возможностей Ильюхина и его команды.

Юнгеров все это выслушал и спросил:

– У кого-нибудь из них можно купить детальную информацию?

– Нет, – сразу, резко и твердо, ответил Крылов.

– Нет вообще или в данном конкретном случае? – встрял Ермилов.

– В данном случае – это категорическое нет. Есть нюансы.

– Весело живете! – сразу поняв что-то для себя, хмыкнул Ермилов. – Ладно, господа, нам бы не мешало подумать, как дальше жить. Как отражать нападения агрессора…

…Они разговаривали долго, несколько часов. Варианты предлагались разные. Но в самом конце, уже окончательно одурев от сигарет, кофе и разговора, слово взял Юнгеров:

– Подводя итоги… Для начала – пожар надо тушить кардинально-глобально, а потом уже отдельные угольки затаптывать. Значит, надо в Москву деньгу засылать – чтобы тот заказ на нас перешибить и чтобы попытаться Гамеру же и прижать – легально и руками государства… Наша задача – четко вычислить, с кем говорить и кому давать. Кто реально сможет решить вопрос!

– Ну, – кивнул Крылов. – Тут кое-какие наметки имеются.

– Нам не наметки нужны, – вздохнул Юнгеров. – Нам уверенность нужна… Помню, в конце восьмидесятых влетел в ментовку мой парень… влетел крепко. Я со следователем и так, и сяк, и баксы ему прямо в лапы сую… А он – нет и все! А потом мне один работник советской торговли дельную вещь посоветовал: дескать, денег должно быть много – по объему, который поразит воображение. То есть – не доллары, а рубли, достоинством по полтиннику. Я доллары поменял – и получилась гора советских денег, которая еле влезла в коробку из-под советского телевизора «Рубин» – помните, были такие самовоспламеняющиеся гробы? Взял я у приятеля в магазине эту упаковочку да и набил под завязку пачками. Коробка еле в багажник влезла. И поехал я прямо к парадной, где следователь жил. Долго караулил, наконец дождался – идет. Я к нему: «Начальник, не держи зла, смотри!» И показываю ему коробку. Он глянул, я смотрю – есть контакт! А он с юмором был, говорит: «Вес взят!» И потащили мы эту коробку к нему домой на четвертый этаж. А на площадке третьего этажа в коробке дно провалилось – засыпали всю лестницу деньгами! Стремно, собираем их лихорадочно. Да… В общем, через десять дней парень мой – на свободу с чистой совестью. Дело за отсутствием всего чего надо было прекращено. Вот такая байка. Понимаете, к чему я это гну?