Внешнеполитическая доктрина Сталина
Шрифт:
Не обо ел идеологический поворот и сферу вне ней политики. В этой области этапным событием явилось письмо Сталина членам Политбюро от 19 июля 1934 года с оценкой статьи Энгельса «О внешней политике русского царизма». В письме Сталин выступил против публикации этой статьи в журнале «Боль ш евик», поскольку, на его взгляд, она обладала рядом существенных недостатков, могущих «запутать читателя».
Далее Сталин высказал несогласие с основными теоретическими и практическими выводами статьи. Начиная ее критический разбор, он привел следующую цитату Энгельса:
«Внешняя политика это безусловно та область, в которой царизм очень и очень силен. Русская дипломатия образует своего рода новый иезуитский орден, достаточно мощныгй, чтобыы превозмочь в случае надобности даже царские прихоти и, широко распространяя коррупцию вокруг себя, пресечь
Прочитав эту выдержку из энгельсовской статьи, становится вполне понятным, почему она была неприемлема для Сталина. В статье явно преувеличивалась роль иностранцев в русской истории. Энгельс игнорировал тот факт, что все перечисленные им лица попросту находились на службе у русского государства. Они были профессионалами, получавш ими зарплату за свои услуги и не более того. Если бы не они, то нашлось бы десятки других желающих заполучить хорошо оплачиваемую должность на российской государственной службе. Не Россия нуждалась в них, а они нуждались в России и поэтому отчаянно боролись за места, за продвижение по службе, используя различные связи, не скупясь на взятки, и оттесняя таким образом с выгодных должностей не менее талантливых и достойных русских. Самостоятельной роли в выработке внешнеполитического курса эти люди не играли или почти не играли. К тому же Энгельс допустил явную передержку, утверждая, что российская дипломатическая служба была создана Екатериной II. В действительности, эта служба уходила далеко корнями в историю русского государства и в целом сформировалась в цельный организм еще в допетровские времена. Сталин, естественно, обратил внимание на все эти искажения в статье Энгельса. Он писал:
«Можно подумать, что в истории России, в ее внешней истории, дипломатия составляла все, а цари, феодалы, купцы и другие социальные группы — ничего, или почти ничего. Можно подумать, что если бы во главе внешней политики России стояли не иностранные авантюристы, вроде Нессельроде или Гирса, а русские авантюристы, вроде Горчакова и других, то внешняя политика России пошла бы другим путем. Я уже не говорю о том, что завоевательная политика со всеми ее мерзостями и грязью вовсе не составляла монополию русских царей. Всякому известно, что завоевательная политика была также присуща — нев меньшей, если не в большей степени — королям и дипломатам всех стран Европы, в том числе такому императору буржуазной формации как Наполеон, который, несмотря на свое нецарское происхождение, с успехом практиковал в своей внешней политике и интриги, и обман, и вероломство, и лесть, и зверства, и подкупы, и убийства, и поджоги».
Из этой цитаты видно, что Сталин не только отвел сделанные Энгельсом выводы в вопросе о роли иностранцев в русской истории, но и недвусмысленно дал понять, что методы внешней политики России совер шенно не отличались от дипломатических приемов «цивилизованной» Европы. Это свидетельствует о том, что Сталин уже тогда достаточно четко представлял себе, ту традиционную практику «двойных стандартов», которая стала излюбленным коньком европейских государств в отнош ениях со всем остальным миром, включая Россию, еще с незапамятных времен. Существо этой политики состояло в том, что любые действия Европы преподносились как «гуманные», «просвещенные», направленные на «защиту прав человека», в то
Развивая свою мысль даль е, Сталин, подверг критике энгельсовский анализ международной обстановки, сложив ейся в Европе во второй половине про лого столетия, в том числе главный вывод Энгельса, что «падение русского царизма является единственным средством предотвращения мировой войны». Сталин назвал такую оценку «явным преувеличением», отметив значительное умень ение «самостоятельной роли царизма в области вне ней политики Европы» и его чисто вспомогательную роль для главных европейских держав перед началом военного столкновения между ними. В противоположность Энгельсу, Сталин полагал, что именно противоречия между германскими и англо–французскими интересами явились главной причиной первой мировой войны. Он писал:
«… Если империалистическая борьба за колонии и сферыг влиянияупускается из виду как фактор надвигающейся мировой войныг, если империалистические противоречия между Англией и Германией также упускаются из виду, если аннексия Эльзас- Лотарингии Германией как фактор войныг, отодвигается на задний план перед стремлением русского царизма к Константинополю, как более важныгм или даже определяющим фактором войныг, если, наконец, русский царизм представляет последний оплот общеевропейской реакции, — то не ясно ли, что война, скажем, буржуазной Германии с царской Россией является не империалистической, не рабительской, не антинародной войной, а войной освободительной, или почти что освободительной?».
Таким образом, и здесь Сталин дает отпор попыткам возложить все грехи, в том числе и будущие на Россию и обелить европейские государства, представить их своего рода жертвами русской политики. Проницательность Сталина состояла в том, что он нащупал у самого что ни на есть «интернационалиста» Энгельса заглубленный немецкий национализм с ярко выраженным антирусским оттенком. Статья последнего фактически обосновывала законность войны против России, которую Энгельс, видимо, также как и Бисмарк ненавидел и боялся. Сталин правильно указал, что ход мыслей Энгельса должен был облегчить «грехопадение германской социал–демократии» в первой мировой войне, когда она «ре ила голосовать за военные кредиты и провозгласила лозунг защиты буржуазного отечества от царской России, от «русского варварства»«20. Не случайным является поэтому тот факт, что в мае 1941 года, когда неизбежность войны с гитлеровской Германией стала для Сталина очевидной, он распорядился опубликовать свое письмо в журнале «Боль евик». Оно должно было нацелить русский народ на борьбу со всей немецкой нацией как таковой.
В том, что война в Европе начнется и что Россия будет так или иначе в нее вовлечена Сталин ни на минуту не сомневался с самой середины 20-х годов. Как–то выступая в югославской комиссии ИККИ (30 марта 1925 года), он вскользь заметил, касаясь европейской ситуации: «А что война в Европе начнется и что они там обязательно передерутся, в этом не может быть сомнения …» —. Поэтому ключевое, центральное место во вне неполитической доктрине Сталина отводилось вопросам обеспечения военно–политической безопасности СССР. На 14-ом съезде ВКП(б) в декабре 1925 года он дал следующий анализ международной обстановки:
”… Германия есть побежденная страна, а Антанта победительница. Конференцией в Локарно этот порядок закрепляется в том смысле, что новые границы Германии сохраняются в пользу Польши, сохраняются в пользу Франции, что Германия теряет колонии и что она вместе с тем, скрученная и помещенная в прокрустово ложе, должна принять все меры, чтобы выкачать 130 миллиардов золотых марок. Думать, что с этим положением помирится Германия, растущая и идущая вперед, значит рассчитывать на чудо … Версальский мир и его продолжение — Локарно, узаконяющие и юридически освящающие потерю Германией Силезии, Данцингского коридора и Данцинга, потерю Украиной Галиции и Западной Волыни, потерю Белоруссией западной ее части, потерю Литвой Вильны и пр., — какая гарантия, что этот до овор, искромсавший целый ряд осударств и создавший целый ряд узлов противоречий, — не разделит судьбу старо о франко–прусско о до овора, отторгнувшего после франко–прусской войны Эльзас — Лотарингию от Франции? Такой гарантии нет и быть не может».