Вниз по великой реке
Шрифт:
Однако идея, овладевшая Гуллом, не давала покоя ни ему, ни всем нам. Стоило где-нибудь остановиться, чтобы перекусить, как Гулл начинал плакать и торопить нас, чтобы мы поскорее отправлялись к морю. Когда же устраивались на ночевку, он делался совершенно невозможным. Все твердил про варваров и про бегущих людей, кричал, что мы должны спешить к морю, и не давал нам спать. Я так уставала от этого всего, что у меня почти не было сил смотреть на берега. А жалко – ведь вокруг все было новое и интересное. На второй день нашего путешествия Река потекла среди крутых холмов, поросших лесом всех
Хэрна очень заинтересовал этот дом. Он сказал, что такой дом легко оборонять и если там никто не живет, то хорошо бы нам в нем поселиться.
– Нам нельзя останавливаться здесь! – тут же закричал Гулл.
– Дурень, я просто предложил! – огрызнулся Хэрн.
Хэрн вообще стал все чаще и чаще злиться на Гулла. Винить его за это было трудно – Гулл кого хочешь мог довести. Из-за холмов Река сделалась узкой, и мы неслись по этому узкому руслу с совершенно чудовищной скоростью – но Гуллу все казалось, будто мы медлим.
– Если бы я мог, то вышел к морю хоть завтра, только чтобы не слушать твоего нытья! – бросил ему Хэрн.
В тот день Утенок вел себя не лучше Хэрна. Он вздыхал с ехидным видом, когда Гулл говорил, что нам нужно спешить. Они с Хэрном смеялись и дурачились, вместо того чтобы помогать нам присматривать за братом. Я несколько раз дала Утенку по уху. И Хэрну тоже бы дала, если бы смогла. И хоть Робин на меня и наорала, я тем вечером еще раз врезала Утенку за то, что он не отдал Гуллу Леди.
Утенок соскочил на берег, прижимая Леди к груди. Ему здорово повезло, что он не свалился в воду. Мы в тот раз привязали лодку к невысоким коричневым кустам, росшим на скользком склоне.
Это вообще трудно было назвать берегом. Река то прибивала нашу лодку к кустам, то относила в сторону.
– Леди моя! – крикнул Утенок, карабкаясь вверх по склону и оскальзываясь. – Она мне нужна! Отдайте Гуллу Единого! Он сильнее!
Я так разозлилась, что чуть было не погналась за ним. Но лодку как раз отнесло от кустов, а Робин успела поймать меня за край накидки и втащить обратно.
– Танакви, да оставь ты его в покое, пусть погуляет, – сказала Робин. – Хоть ты не вредничай! Пусть Гулл попробует подержать Бессмертного.
Мы дали Гуллу темное блестящее изваяние Единого, но Гулл принялся плакать и дрожать.
– Он холодный! Он тянет. Давайте поплывем дальше!
– Гулл, ты не поверишь, но некоторым иногда нужно и поспать. – Я тогда разозлилась не хуже Хэрна.
Младшего Гулл тоже не захотел. В общем, ночь выдалась кошмарная.
Наутро Утенок отдал Леди брату; вид у него был слегка пристыженный. Но к этому времени Гулл не хотел уже и Леди. Он требовал лишь одного: чтобы мы отвязали лодку и двигались дальше.
– Нечего сказать, приятная дорога к морю! – воскликнул Хэрн. – Чего ему еще надо?
– Я не думаю, что он уйдет в море, – вымолвил Утенок.
– Ой, ну хоть ты не начинай! – скривился Хэрн. – Почему это ты так не думаешь?
– Леди не хочет, чтобы
– Когда это она тебе такое сообщила? – язвительно поинтересовался Хэрн.
– Она не говорила. Я просто это знаю. Ну, чувствую.
В результате Хэрн едва ли не все утро насмехался над Утенком и его чувствованиями.
В конце концов Робин наорала на Хэрна, а я – на Утенка. Все мы просто очень устали.
Холмы в какой-то момент по обоим берегам Реки словно расступились, и мы, прежде чем успели сообразить, что к чему, оказались в начале длинного извилистого озера. Говорят, будто обычно оно намного меньше, но тогда из-за половодья озеро заняло всю долину. Мы видели его впереди – издалека оно казалось белым и протянулось от одной горы до другой. Думаю, это уже были настоящие горы. И такие высокие, что на вершинах у них лежали серые облака, а сами они были синие, и серые, и фиолетовые – точь-в-точь такие, как рассказывал дядя Кестрел. Мы еще никогда в жизни не видели столько воды, как в этом озере. В другое время нам наверняка стало бы очень интересно. Но вода, когда ее так много, делается беспокойной. Она была тяжелой, и по ней бежали волны, а за волнами тянулись ленты пены. Дул пронизывающий бриз.
– Ну и ветрюган! – Утенок свернулся калачиком на дне лодки, прижимая к себе свою драгоценную Леди.
Хэрн с отвращением произнес:
– Тут же мили и мили! И как нам, спрашивается, их одолеть?
Я бы, наверное, и сама сказала что-нибудь в этом роде, если бы успела придумать. Нам с Хэрном это озеро показалось чересчур большим. А Гулл подхватился и огляделся по сторонам.
– Почему мы остановились? – спросил он.
Мы вовсе не останавливались, но в озере течение ослабело, и к тому же, кажется, лодка немного сошла со стремнины. По озеру шла рябь, и там, где Река вливалась в озеро, вода была скорее желтой, чем серой.
– Поставим парус, – предложила я.
– Нечего тут мной командовать! – огрызнулся Хэрн. – Утенок, вставай и давай помогай!
– И не подумаю, – бросил тот.
Видите, какие злые мы тогда были? Хэрн шагнул к мачте, но тут Гулл снова подал голос:
– Что ты делаешь? Почему мы не плывем дальше?
– Да плывем мы, плывем, дурак безмозглый! – заорал Хэрн. – Я ставлю парус! А теперь заткнись!
По-моему, Гулл его просто не услышал. Зато услышала Робин.
– Хэрн, ну неужели тебе ни капельки не жалко несчастного Гулла?!
– Жалко! – чуть ослабил тон Хэрн. – Но я не собираюсь притворяться, будто в таком виде он мне нравится. А если ты этим не довольна, сделай как-нибудь, чтобы он помалкивал.
Робин на это ничего не сказала. Мы поставили мачту и парус, а Утенок снизошел до того, что опустил киль. Киль изобрел папа, и это его самая лучшая придумка; с таким приспособлением речная лодка-плоскодонка отлично ходит под парусом. Теперь она накренилась и неслась по серым водам озера. Гулл тихо лежал на дне. Утенок пел. Когда он принимается петь, сразу становится ясно, за что его прозвали Утенком. Хэрн так ему и сказал. Они снова сцепились, но тут до меня дошло, что Робин за все это время не произнесла ни слова. Она сидела белая как мел и заламывала руки.