Внук Бояна
Шрифт:
Ярослав и Юрко назвали себя. Бородатый богатырь неожиданно радушно подхватил:
— A-а, меньшак пронский! Слышал, княжич, про твою удаль в боях с погаными. Да я и сам поглядел на воинское искусство твое и содруга твоего верного. Если бы все так владели мечом — не соваться бы к нам злым ворогам. — Епифан широко улыбнулся, взмахнул рукой: — Э-э, была не была — и князьям найдем дела! Слушай, княже, не примешь ли за труд побывать у нас, поглядеть на волость нашу Донскую? Не найдутся ли у нас с тобой дела общие?
Юрко хоть и обрадовался: это доброе начало их родной ду* мы, но виду не
— А что, княже, не росток ли это великого? Едем? Ярославу понравилась решительность Епифана, и он согласился поехать посмотреть неведомые селения. Земля-то, наверное, пронская! Когда-нибудь ехать надобно! Да и вдруг этот неродовитый вожак держит в руках широкую граничную с Диким полем окраину? Взять бы все это в свои руки! Попытаться создать свою волость княжескую. Не беда, что там есть и беглые холопы. По законам «Правды» Ярославовой беглецов надо насильно водворять на место. Но там же дикое лесное урочище. Пусть расчищают леса, выжигают пни. Пусть каждый пашет, а коней у половцев отобьют. Так и пойдет жизнь, народятся свои дьяки и бояре. Да и чем сам атаман не боярин? Одень-ка его в бархаты!
— Я не прочь, — ответил Ярослав. — Люблю смелых и тех; кто крепко решает своей головой. Поедем к твоим храбрым селянам!
— Так тому и быть!— поддержал Епифан, спешиваясь. Подтянул подпругу для дальнего пути, и все воины опробовали “седла.
Ярослав отправил свой отряд в Пронск с известием, что двигается в Донскую волость — пусть братья не тревожатся. Надо же знать все свои земли!
В пути не молчали. Епифан рассказывал, как он был каменотесом во Владимире, резал палаты белокаменные. На постройке храма высекал узорчатые карнизы. Дивные умельцы вырастали вкруг него, его ученики, они за него были готовы в огонь и воду. Но случился неурожайный год, и бояре, купцы стали продавать хлеб втридорога.
Возмутился народ таким негожеством. Ведь Христос учил: все люди братья! А тут бояре главные хозяева земли — идут против божьего учения, раз дозволяют такую жадобность!..
Епифан повел своих каменотесов на княжий двор искать правду, но великий князь Всеволод Юрьевич выпустил на них старшую боярскую дружину, искони ненавидящую чернь. Были они все в железных кольчугах. Много холопьих голов тогда было срублено. Епифану удалось бежать вместе с каменоломами в придонские леса на вольное и опасное житье окраинцев Руси. Те давно укоренились тут и считали землю своей, дедовской. Вольные оратаи выбрали его атаманом. Теперь он разрешает всюду селиться беглым людям из любого края Руси. Что ни больше народу — то и трусливей враг, есть кому биться за семьи свои. А беглые — храбры, они к бедам привычны. Им терять нечего...
— Большая твоя жизнь и многозначаща, — проговорил Ярослав.
— Будет и твоя жизнь, княжич, не малой, коли полюбится тебе наша волость. Полюби нас вчерне, а вкрасне — всяк полюбит.
Ехал Ярослав между Епифаном и Юрко и думал: «Посмотрим, что за люди. Если земля пронская, отдадут ли ее братья- князья? Что, если взять самому? Принять княжение! Навести княжой порядок...»
В лесах дремучих
Давно скрылись за перевалами засеянные пронские поля, начался дремучий лес. Шла сквозь чащобу
День они ехали, второй — все леса и степи. На третий день перелески пошли, кустарники, а меж ними земли черные, урожайные,— травы чуть не в рост человеческий. Здесь из зерна пшеничного вырастают два колоса. Встретится польцо, хлеба на нем так густы — перепелке трудно вырваться...
Когда начало темнеть, дорога словно врезалась в узкое лесное ущелье: по бокам черными скалами стоял непролазный густой осинник, а дальше протянулась болотистая топкая низина, по которой и знаючи трудно пройти.
— И сюда враги заходят? — спросили у Епифана.
— Когда погонятся за человеком. Тут же недалече жилье.
Вскоре за болотом послышался шум воды, где-то совсем близко булькал шустрый ручей, бился о могучие корни деревьев. Кто-то укал, кто-то гулко кричал. У Юрко пробегал мороз по спине — это были неведомые жуткие крики ночи. Непонятное всегда страшно. Даже и монахи-наставники в киевских лесах открещивались от лесных бесовских шумов.
Вдруг Епифан остановил коня, прислушался и сказал:
— Ночлег рядом. — Он сложил руки у рта, и в ночной черноте леса разнесся крик ворона. Послушал еще и снова прокаркал. Совсем неожиданно издали донеслось воронье карканье.
Всадники еще проехали по дороге и замерли: во тьме раздался глухой, настороженный голос:
— Чьи будете, люди?
— Города Соснова, воеводы лесного.
— Епифанушка! — обрадованно воскликнул невидимый человек. Из леса на дорогу вывернулась черная фигура с рогатиной. — А мы уж не чаяли встретить живых.
— И мы не чаяли, но не отчаивались, — опять полушутливо отозвался Епифан.
— Времена тревожные. Вчера к нам сюда вражья оравка наметывалась, да с пути сорвалась.
— А мы их, Костяш, прижали на поле, так что и запасные кони нам достались. С добычей едем, принимай, хозяин. С дорогими гостечками жалуем. Накажи женкам-хозяюшкам: что есть в печи — на- стол мечи, что есть в подвале — все чтоб подавали.
Проехали по плотине, слышно: вода сочится под закрытый мельничный затвор, где-то внизу бурлит и булькает. Как раз виднеет, мельник начнет молоть. За протокой чернеет высокий частокол из бревен — сплошной зубатой стеной стоит. Ворота тяжелые со скрипом приоткрылись, а над ними бычьи рогатые черепа белеют. Чуть видны в черноте бревенчатые строения, в большой избе огонек теплится.
На широком крыльце женщина в пояс гостям поклонилась.
— Добро пожаловать, красным углом не побрезгуйте.
Тяжелая дубовая дверь открылась будто сама собой, навстречу ударил запах жареного мяса, приправленный легким дымком. Гости вошли в избу. И тут горит каганец. У стен — лавки, покрытые шкурами ланей и косуль. Прялка стоит наготове, на лавке начесана шерсть. Посредине — печь из красной обожженной глины, на горячих углях шипит в глиняных горшках мясное жарево.
— Так и живут одиноко? — тихо спросил Юрко.