Внук Персея. Мой дедушка – Истребитель

Олди Генри Лайон

Арголида заканчивается. Скоро начнется Аркадия.

Жаждущая сменится Медвежьей [47] .

— Хаа-ай, Тифон стоглавый…

Ельники шарахаются назад, за спину. Уступают место дубовым рощам. В кустах мелькают лани. Или это пятна солнца? Тропа ползет вверх, к облакам. Перевал. Храм Артемиды; кипарисовая статуя богини. Тут удается сменить лошадей. Хвала тебе, Лучница! Ты не любишь охотников. Может быть, ты любишь колесничих? Свежие кони идут бодрее. Взору открываются истоки Инаха. Река мутная, пенится. На кручах растут дикие груши. Дальше — Бесплодное поле. Стекая с гор, паводок всякий раз грозит

превратить эту равнину в болото. К счастью, воду поглощает глубокая расщелина. Дважды к счастью, время дождей наступит нескоро.

47

Эпитеты областей. Арголида летом испытывала недостаток воды. Аркадия названа медвежьей в честь Аркада, сына Зевса и нимфы Каллисто. Беременную нимфу Зевс превратил в медведицу — так он скрыл возлюбленную от ревнивой Геры, а заодно и от Артемиды, госпожи Каллисто, которая разгневалась бы на нимфу, утратившую целомудрие.

Лошади рысят по сухому. Мотают головами.

Нет, говорят жрецы в храме. Нет, говорит рыбак в поселке. Нет, мотает головой бродяга, обитатель Бесплодного поля. Мы не видели других колесниц. Мы не видели отряда молодых, сердитых людей. Здесь никто не проезжал, кроме вас двоих.

«Врут, — бурчит Тритон. — Брешут, собаки…»

Тритон — тень. Тритон — бок-о-бок. Сопит, бранится; не знает усталости. Жаль, нельзя доверить тирренцу вожжи. На море ему цены нет. И на суше, если идти пешком. Но скачка — дурной жребий Тритона. Опрокинет колесницу, напугает лошадей. Слишком много силы. Слишком мало ума. Ничего. Сами справимся.

На колеснице с Тритоном тесно. В пути с Тритоном надежно.

— Хаа-ай, бушует Тартар…

Ягнячий ключ. Прямо у большой дороги. Дальше — святилище Деметры. Еще двенадцать стадий — и Птолис. Стены низкие, зубцы обгрызены ветром. Бери — не хочу. У подножия крепости вьется Змей — подлая, хитрая речушка. Сунься, не зная броду — разобьет о валуны. В узком месте птолейцы навели мост. У въезда горят костры. Кипит в котлах похлебка: мясная, с горохом. Серебряной пряжки хватает и на еду, и на проезд. Еще лепешек в дорогу дали. Круг сушеных смокв. Связку лука.

Нет, говорит пастух у ключа. Нет, говорит жрица Деметры. Нет, разводит руками караул близ моста. Отряд вооруженных парней? Хорошо одетых? Не видели. Если б видели, мы бы сказали.

«Дураки, — ругается Тритон. — Скрывают, да…»

Одолевают скверные мысли. Что, если Электриониды не рискнули ехать напрямик? Что, если сразу взяли на север? От Микен к Коринфу? Через горбатый перевал Трет, и дальше, вдоль побережья Крисейского залива, по краю благодатной Ахайи — на запад, к границе с Элидой… Так дольше. Так — хуже дороги. Осыпи, щебень; гонка над крутым обрывом. Надо быть дураком, чтобы спешить этими путями. «Дураки…» — напоминает Тритон.

И мы возьмем северней. На Орхомен.

Опять — храм Артемиды. Славься, Чествуемая гимнами! Во второй раз ты позволяешь путнику сменить лошадей. Ближе к Орхоменской цитадели — кедр-исполин. В дупле дерева — Артемида Кедровая. Аркадцы обожают строгую сестру Аполлона. Или лучше сказать — боятся? Рядом — курганы из камней. В честь павших воинов. Надо придержать упряжку. Надо вознести молитву Лучнице. Остатки вина из меха — жертва теням.

Все, пора в путь.

— Зевс-Кронид язвит дракона…

Колеса грохочут по краю оврага. Иначе не проехать. Овраг — граница между Орхоменом и Трахейской горой. Обогнув город, путники задерживаются у Тенейского родника. Наполняют мех; дав лошадям остыть,

поят их. Становятся на ночлег. Если бы могли, скакали бы и в темноте.

Жаль, не могут.

Снится дед. Не Персей — Пелопс. Дедова колесница могла идти по воде. Дедовы кони бежали по волнам. Посейдон щедро вознаградил своего любовника. Будь у Амфитриона такая колесница, разве стал бы он ехать длинным путем? Ринулся бы к Крисейскому заливу, и по хлябям, топча пену гребней — к элейскому берегу…

«Я умер, — напоминает дед Пелопс. Багровое лицо отливает мертвенной синевой. Усмешка кривит рот. — Моя колесница стоит на крыше храма. А ты — проклятый…»

«Сам ты проклятый!» — бранится Амфитрион.

«Ага, — соглашается дед. — И я, и ты…»

Деда сменяет отец. Во сне Алкей не хром — могуч, твердо стоит на двух ногах. Отцовский взгляд пылает раздражением. «Я не исключаю, — напоминает старший из сыновей Персея, — что визит юных Пелопидов — хитроумная затея Пелопса. Пожертвовать внебрачным малышом, чтобы законые сыновья обосновались в Арголиде…»

Пелопс мертв, возражает Амфитрион.

«Сердце не выдержало? — размышляет отец. В голосе Алкея нет иронии. — Любимца прикончили, убийц очистили… Стариковское сердце — ниточка. Дерни, и порвешь. Но что, если я был прав? Вдруг Пелопс просто умер от старости? Втиснул Атрея с Фиестом в наши земли, посадил яблоньку, да не дождался плодов?»

«Отец, ты во всем видишь…»

«Я вижу во всем. Если Пелопидам отдали во владение Мидею — почему они сиднем сидят в Микенах? Почему не уезжают в дарованный удел?»

За отцом — море. От берега к горизонту — золотой всплеск. Вяжет по рукам и ногам, прорастает в жилы, в суставы. Вьется в мозгу блестящим волоском. Златой Дождь? Зевс напоминает потомкам, в каком облике он явился к Данае? Нет, море — вотчина Посейдона, Колебателя Земли. Зевс явился бы над морем, в туче-эгиде…

«Вставай, — ворчит Тритон. — Светает…»

Пора в дорогу.

Кафиатский камень. Родник в овраге так силен, что вода взмывает к небу. Брызги — горный хрусталь. Над оврагом — отвесная скала. Вокруг скалы — город Феней. На скале — фенейский акрополь. Укреплений, считай, нет. Зачем? Лишь безумец отважится штурмовать высоту. А город пусть горит, не жалко. Вокруг города — холмы. Между двумя ближайшими — стадион. Прямо на стадионе колесница ломается. С оси слетает колесо. Знак? Сердце болит. Знак? По коже — мурашки. Дрожат колени. Голова идет кругом.

Знак?!

Говорят, такое бывает, когда пройдешь по своей будущей могиле [48] . Еще говорят, что видели. Да, отряд молодых людей. Да, сердитых. Одеты дорого, сразу ясно — знатные люди. Мчались на восток, от границы с Аркадией. Конечно, здесь уже Элида. Восточная Элида, не сомневайтесь.

«Догнали,» — подмигивает Тритон.

Еще нет. Еще не догнали.

«Догоним, да…»

6

Угрюм берег Элиды. Меловые утесы — расшатанные зубы старца. У изножья плещет слюна прибоя. Заросли маквиса — неопрятная, серо-зеленая плесень. Выше торчат моховые шапки сосен. Песчаные проплешины, изломы скальных хребтов. Запах гниющих водорослей. Требовательные вопли чаек.

48

Амфитрион ошибся. Он прошел не по своей могиле, а по будущей могиле своего сына Ификла. Будучи раненым в сражении с элейцами, Ификл умрет в Фенее и будет похоронен на холме, возле стадиона.