Внук Персея. Мой дедушка – Истребитель
Шрифт:
Буссос — благословение и проклятие Арены. Увы, проклятий на здешней земле лежало два — в первую очередь, «ослиное» [52] ; а благословение — одно. Ткани из буссоса ценятся отсюда до Черной Земли. На них, хвала богам, можно выменять зерно, скот, и даже дорогую бронзу. Но из-за невзрачного льна, чьи мелкие цветы по весне превращают окрестности в голубое покрывало, хищники-соседи точат зубы на тронос несчастного Поликсена. Добро б еще соседи были, как соседи — тихие, мирные. Таких прищучить — сам Зевс велел.
52
В Аренском краю кобылицы не могли забеременеть от ослов. Чтобы получить мулов, кобылиц приходилось везти за пределы области.
Времена нынче смутные…
Порой басилею думалось, что лучше бы на его землях рос простак-ячмень. Беднее, зато спокойнее. Но раз уж так сложилось — лишь дурак не извлечет выгоды из дара судьбы. А Поликсен, хвала богам, был кто угодно, только не дурак.
И вот — потрава.
— Кто потравил? Сколько?
Земледелец поскреб грязным пальцем в затылке. Он стоял на солнцепеке, а шляпу снял из почтения к басилею. Солнце напекло бедняге макушку. Сейчас бы под навес, да пивка хлебнуть… Но кто он такой, чтоб его за басилейский стол звали? Куцые мысли путались от жары. Палец драл затылок, словно хотел проскрести дыру.
— Эта… коровы. Пенфил сказал. Он видел.
— Я не спрашиваю, кто тебе сказал. Я спрашиваю: много ли убытку?
— Ну, эта… — проситель неопределенно развел руками.
— Много, или нет?!
Терпение басилея иссякло, но он держался. Не следует открыто выказывать гнев. Правитель должен быть спокоен и мудр. Иначе соберется народишко и скажет: на что нам, хвала богам, такой басилей? Пикнуть не успеешь — лишишься троноса.
— Не то чтоб…
— Чьи коровы?
Отчаявшись выяснить размеры потравы, Поликсен решил зайти с другого конца.
— Пришлые.
— Какие еще пришлые? Откуда пришли?
— Те полсотни, что с востока пригнали. Пенфил сказал.
Полсотни с востока? Так это же стадо микенского ванакта! Для телебоев пригнали, будь они неладны… С кого теперь спрашивать? С болванов-пастухов? С крепковратных Микен? С пиратов Птерелая? Как ни крути, возмещать убытки придется ему — горемычному басилею Поликсену. Платить за раззяв-пастухов и чужих коров было жалко. А куда денешься? В наши гнилые времена тронос пляшет под тобой, как вакханка на оргии…
— Поди-ка сюда, любезный. Пива хочешь?
Земледелец не поверил своим ушам. Неужто басилей — провидец? Снизошел? Он робко сделал пару шагов к навесу. А к нему уже спешил раб с полной чашей.
— Ты, любезный, оставь сомнения. Потраву возмещу. Мешок зерна. Понял? Целый мешок! Я велю принести зерно прямо сейчас.
— Дык эта… Благодарствую! Оно, конечно…
— Вот и славно. Допивай пиво, забирай зерно и иди себе.
Разговаривать с просителями Поликсен умел. Наверняка потрава куда больше потянет.
За воротами, нарастая, возник шум.
— Ты куда?
— Куда прешь, говорю?!
— Тут очередь…
Снаружи, под стеной, окружавшей дом — Поликсен гордо именовал его «дворцом» — стояли каменные скамьи. На них с утра ждали просители. Судя по гвалту, кто-то горячий решил попасть к басилею раньше других. Такое случалось, и тяжелые на руку элейцы обычно сами утихомиривали торопыгу. Стража развлекалась, делая ставки: сколько затрещин понадобится для вразумления.
— А я сказал — за мной…
— Ай!
Сочный звук оплеухи. И снова:
— Ай!
— Ты чего? Больно же!
— Дерутся, — забеспокоился советник.
— Слышу.
Двое караульщиков, подпиравших ворота изнутри, преисполнились рвения. Нахлобучили шлемы, сунулись за стену — и вернулись во двор спинами вперед. Крылья у них выросли, что ли? Летели орлами, грохнулись тряпьём. Караульщики с ужасом таращились на человека, что вошел вслед за ними.
Воин в запыленном доспехе стащил с головы шлем.
— Радуйся, басилей.
Не голос — лязг. Мечом по щиту. И лицо… Глядя в это лицо, можно было испытать что угодно, только не радость. Поликсену хотелось зажмуриться. Это морок, дурной сон! Голову напекло…
— Я Амфитрион, сын Алкея Персеида. Прибыл из Микен.
Нет, не морок. Амфитрион, сын Алкея. Племянник микенского ванакта. Это из-за коров, содрогнулся Поликсен. Чуял же — от рогатых тварей скверно пахнет! Но как откажешь ванакту? Вот, аукнулось. Сегодняшняя потрава… Какая, в Тартар, потрава?! Тут иное… В чем он, Поликсен, провинился? Хвала богам, все сделал, как велели. Принял стадо, пустил на свои пастбища; никому не сказал, чье оно. Готов был отдать коров телебоям по первому требованию…
— …четыре телеги. Мед, воск. Масло.
— А? Что?
— Нужны четыре телеги. Мед, воск. Масло.
— Да, я понял. Сколько надо меда, воска и масла?
— Много. Чтоб наполнить тринадцать пифосов.
— Тринадцать пифосов?
Поликсен не понимал, зачем все это ужасному гостю. Он молил Олимп, чтобы гроза прошла мимо. Если племянник ванакта получит требуемое, он оставит басилея Арены в покое. Плевать на убытки! Откупиться и забыть, как ночной кошмар!
— Пифосы нужны большие, широкогорлые. Такие, чтобы в каждый поместилось человеческое тело.
Поликсен тупо кивнул.
— Тело…
Перед ним стояла Смерть. Не Амфитрион из Микен, но Танат Железносердый. Убийца явился по его душу! А за воротами ждет микенское войско. Они убьют басилея Поликсена, и всю его семью! Вот зачем им пифосы, куда помещается человеческое тело. Тринадцать пифосов. Сколько человек в семье? Он сам, жена, двое сыновей, дочь… Сыновья женаты. Сколько у него, хвала богам, внуков? Поликсен лихорадочно считал, сбивался, начинал заново. Такого с ним доселе не случалось: басилей и спросонок не сбился бы со счета.