Внутренние война и мир
Шрифт:
После этой смерти остается лишь сущее, чистое бытие, без каких бы то ни было телесных манифестаций.
В обычной смерти ваше тонкое тело остается с вами. Другую смерть можно назвать необычной, великой смертью. Она доступна только просветленным. Когда человек достигает просветления, он еще при жизни уничтожает свое тонкое тело, он стирает свою программу на будущее. Теперь у просветленного нет никаких планов будущего путешествия: ни «плана на пятилетку», ни плана на пять жизней. Он свободен от любых проектов на будущее. Когда просветленный отбросит свое тело, он станет одним лишь сущим без всяких манифестаций.
Манифестация — это ограничение, поскольку
Все наше бытие точно так же связано. Лишь малая его часть манифестируется через крошечную дверь, и подобная ситуация воспринимается как ограничение. В этом наша боль. Нам нет покоя. И из такого положения есть только два выхода: либо мы попытаемся освободиться через маленькую дверь, называемую телом, продолжая расширять ее...
Некоторые люди строят дома больше, чем у соседей. Это значит, что такой человек увеличивает свое тело, и ничего более! В большом доме он чувствует себя немного свободнее. Больше пространства, больше места. В маленькой клетке он страдает от клаустрофобии; большой дом более открыт. Но очень скоро даже этот дом покажется ему маленьким. Поэтому через некоторое время человек построит дворец. Однако пройдет еще немного времени, и даже это здание покажется ему маленьким.
В сущности, бытие человека столь обширно, что даже целого неба будет ему мало. Поэтому неважно, какой огромный дворец вы построите, он все равно покажется вам маленьким. Человеку нужно столько же места, сколько всему сущему. Меньшего ему не хватит. Эта потребность присуща каждому из нас. Нам нужно все пространство, вся бесконечность — мы против любых ограничений.
Там, где есть пределы, есть и зависимость. Тело накладывает на человека множество ограничений: пределы слуха, зрения, мышления — все имеет границы. Сущее беспредельно, а манифестация ограничена. Следовательно, освободившись от проявлений, человек снимает с себя ограничения мира.
То, что в традиционной терминологии мы называем освобождением из авагамана, цикла рождения и смерти, является не чем иным, как освобождением от манифестаций. Это — поиск чистого сущего; сущего, в котором не будет проявлений, но только бытие. Такое сущее свободно от ограничений. В бытии нет границ.
Поэтому, если человек умирает после достижения просветления, уничтожив все программы на будущее, отбросив все желания и стремления к манифестации, то у него не остается никакого тела. Мы больше не сможем сфотографировать этого человека.
Поэтому среди фотографий, сделанных научными обществами Запада, вы не найдете снимков Махавиры, Будды или Кришны. Современные камеры могут запечатлеть тонкие тела только тех людей, у которых есть программы на будущее, планы, определенные намерения воплотиться в новом теле. Невозможно сфотографировать Махавиру. Сущее нельзя запечатлеть. Человека можно сфотографировать вместе с бытием, но само бытие не поддается фотофиксации. Как сфотографировать сущее? У него нет пределов. Сфотографировать можно только ограниченные вещи.
Итак, после обычной смерти тело сохраняется, но только тонкое тело. После необычайной смерти — йогической
Ошо!
Могут ли сын или жена человека сделать что-нибудь для умиротворения его ушедшего тонкого тела, все еще полного желаний? Гита говорит о пиндадане — ритуале подношений мертвым предкам.
Желание принадлежит только личности. Другой человек ничего не может поделать с ним. Желание ваше, и жена ничего с ним не сделает. Да, стремясь сделать что-нибудь для вашего блага, она может повлиять на свои стремления, но это — уже совсем другой вопрос.
Муж мертв. Жена пытается освободить его от желаний — она молится, она совершает ритуалы огня, она делает подношения и еще множество других вещей — но все перечисленное никак не повлияет на желания ее мужа. Да, так она может изменить свои желания — и в этом весь секрет.
Ритуалы не рассчитаны на то, чтобы освободить ее мужа от желаний. Если бы жена могла освобождать мужа от желаний, то, значит, она имела бы возможность по своему усмотрению вызывать у него желания, и тогда полное освобождение стало бы невозможным! Если бы после смерти Махавиры его жена могла вернуть ему желания, то разве он смог бы освободиться? Если вы можете освободить человека, значит, можете и связать его. И в таком случае даже освобождение будет зависимостью — в сущности, освобождение перестанет быть возможным.
Нет. Секрет в другом, и обычно его не открывают. Муж умер, и жена не может для него ничего сделать. Жена не могла помочь мужу даже, пока он был жив, чем же она поможет ему сейчас, когда он мертв? Другой человек живет своей жизнью, куда нам нет входа. Ни жена, ни муж, ни отец, ни мать — никто не сможет войти в ваше бытие. Но то, что жена делает ради спасения мужа, ее молитвы, стремление к тому, чтобы муж избавился от желаний, все эти поступки помогут ей освободиться от собственных желаний. Ее желания развеются как дым.
Интересно, что, когда человек размышляет над чужими желаниями, в действительности, он имеет дело со своими стремлениями. Помогая другим избавиться от их желаний, мы освобождаемся от собственных привязанностей. Любые действия, направленные на другого человека, в сущности, нацелены на нас самих. Поступки, совершаемые ради окружающих, — это только фасад. В конечном счете, мы делаем все только для себя.
Поэтому данный ритуал полезен. Но, пожалуйста, не думайте, что он приносит пользу другому человеку, который ушел в новое путешествие. Ритуал несет пользу вам, он имеет смысл для вас.
Но если рассказать об этом так, как я вам сейчас рассказал, то, вероятнее всего, жена никогда не станет молиться. Она скажет: «Хорошо, хорошо! Посмотрим...» Вместе с тем, в ее сердце возникнет такое сильное желание сделать все возможное для своего покойного мужа: быть может, ее усилия помогут мужу найти легкий путь вверх, дорогу к блаженству или двери в рай.
У подобного желания есть фундаментальная причина. В жизни люди лишь причиняют друг другу боль и создают друг для друга ад. Естественным образом, после смерти близкого человека мы начинаем раскаиваться. Мужья часто больше любят своих жен после того как те умирают. Кажется, они никогда так не любили их при жизни! Это — начало раскаяния: порядок вещей меняет свое направление на противоположное.