Внутренняя красота
Шрифт:
Шаркающей походкой Белла покинула гостиную с достоинством, какое позволяло ее грузное тело и распухшие лодыжки. Ошеломленная Кресси также решила, что стратегическое отступление — лучшая тактика в данной ситуации. У нее выдался трудный день, к тому же предстояло о многом подумать.
На следующее утро Кресси рассказала Джованни о том, что произошло в гостиной.
— Чувствую себя идиоткой. Я так возненавидела несчастную Беллу, что совершенно не заметила, как она стала жертвой эгоизма отца, наподобие нас с сестрами. Белла действительно любит его, а он ее совсем не любит. Вы оказались правы, — прошептала Кресси, чтобы ее не услышали братья, сидящие за столом. Джордж и Фредди занимались чтением, а Джеймс и Гарри геометрией. — Моему
Джованни перестал работать и хмуро взглянул на Фредди, чьи руки он писал. Кресси, расхаживавшая по комнате, сильно отвлекала его. Он думал, что поступил практично, перенеся занятия в портретную галерею, ибо Кресси получила возможность обучать мальчишек, пока он работал. Иногда приходилось делать перерывы, чтобы усадить их в нужной позе. Благодаря этому Джованни отлично потрудился над портретом, чем сэкономил немало времени для дневных сеансов. Он не успевал писать и ее портрет, и своевременно выполнять заказ. Но сегодня ему никак не удавалось сосредоточиться.
Кресси была совсем другой. Казалось, изменилась за ночь. Отбросив недовольство, неприязнь к леди Армстронг, она, казалось, избавилась от прежней вялости и стала положительно смотреть на вещи. Пентесилея царица-воительница. Кресси не знала полумер. Сейчас она заняла сторону Беллы и больше не станет с обидой вспоминать, как мачеха обращалась с ней в прошлом. Джованни поймал себя на мысли о том, что подумала бы леди Армстронг, узнав о таком повороте. Из рассказа Кресси о вчерашней развязке следовало, что мачеха тоже начала неодобрительно относиться к своевольному поведению его светлости. Как бы невероятно это ни казалось, Кресси и леди Армстронг могли бы стать союзницами, и казалось вполне возможным, что дело примет именно такой оборот.
Джованни незаметно улыбнулся. Ему хотелось бы увидеть, чем закончится бунт в семействе Армстронг, в разжигание которого он внес определенную лепту. К сожалению, это вряд ли удастся, ибо до завершения заказа осталось всего несколько недель. Джованни кольнула боль, какая наступает от голода, но он не придал этому значения. Дело не в том, что ему будет не хватать Кресси, его больше беспокоило, успеет ли он написать ее. Придется чертовски потрудиться.
Он пытался сосредоточиться на работе, за которую ему платил лорд Армстронг, однако его намного больше заинтересовала перемена в отношении Кресси к отцу. Джованни очень сомневался, удастся ли ей так легко избавиться от привычки подчиняться. Он по собственному опыту знал: это устойчивая привычка, которую можно преодолеть, лишь постоянно следя за своим поведением. Самое главное, она действовала в этом направлении.
Кресси обрадовало, что леди Армстронг вчера вечером немного похвалила ее, это произвело огромное впечатление, хотя казалось, мачеха произнесла весьма скупой комплимент, скорее, чтобы больнее уколоть мужа, нежели угодить падчерице.
Как мало Кресси нужно для радости. Джованни догадался: братьям нравится бывать вместе с ней потому, что те все больше мешали ему в работе. Гарри, например, был силен в арифметике и разгневал Джеймса тем, что намного раньше решил задачи из учебника Кресси и требовал дать ему более трудные задания. Джеймс, очень похожий на отца, не смог доказать своего превосходства, но Кресси не обращала внимания на его истерики, что оказалось самым верным ходом.
Если бы Джованни смог не замечать Кресси, но он остро ощущал ее близость, пока та неспокойно расхаживала за его спиной. Часто задерживалась у мольберта, предваряя любое замечание словами «и вот еще кое-что», рассказывая о вчерашней сцене, вспоминая какой-нибудь эпизод из прошлого, который подтверждал, что отец ставит свое мнение превыше интересов других. Таких примеров оказалось бесконечное множество. Видно, Кресси невольно копила их в своей умной голове, храня мельчайшие подробности.
Джованни
— Поразительно, какое множество оттенков вы используете для изображения того, что мне кажется всего лишь белым. Наблюдая за вами, понимаю, сколь огромным талантом вы обладаете. Невероятно, я назвала вас простым ремесленником.
Кресси стояла рядом с ним и смотрела на полотно, источая аромат меда, лаванды и вкусной земляники. Один ее локон щекотал ему щеку. Джованни догадался, так пахнет липкое пятно варенья на рукаве ее платья, за которое хватался один из братьев. Они всегда хватались за сестру. Хотя Кресси от природы не обладала острым осязанием, Джованни заметил в ней перемену, она охотно участвовала в их свалках, а в последнее время обнимала мальчишек и, утешая, даже целовала. Думая об этих утешительных поцелуях, художник крепче сжимал длинную ручку соболиной кисти. Он тихо выругайся. Что это? Он уже ревновал ее за эти ребяческие ласки? Смешно. Однако вчера, до того как Гарри влетел к ним… ее поцелуй отнюдь не выглядел утешительным. С тех пор Джованни думал только о нем. Думал и сейчас, когда подол платья Кресси касался его брюк. Она спрашивала об оттенках. Надо как-то отвлечься от своих мыслей.
— Вот, вы тоже можете нанести здесь очередную краску. Я помогу. — Джованни набрал на кисть свинцовые белила и протянул ей.
— Джованни! — У нее был такой вид, будто ей подарили бриллиантовое ожерелье. Так любая другая женщина, кроме Кресси, реагировала бы, если бы ей дарили алмазы. — Вы шутите… я не посмею. Вы же видели, как я рисовала лошадь.
Джованни очень тронула искренняя признательность, за которой скрывалось неподдельное восхищение, а это много значило для него, ибо ни в Англии, ни в Италии не нашлось никого, кто так хорошо понимал бы его труд. Требовалось так мало, чтобы угодить ей, а она заслуживала гораздо больше. Если бы принадлежала ему…
Джованни тут же отбросил эту мысль. Кресси нерешительно глядела на него.
— Вижу, вы передумали. Я не виню вас, — сказала она, явно скрывая разочарование.
Джованни покачал головой:
— Преимущество масляных красок в том, что любую ошибку можно легко исправить, ведь они высыхают очень медленно. Но вы не ошибетесь. Идите сюда.
Джованни потянул Кресси к себе, держа рукой за изгиб бедра, еще одну деталь анатомии, которая лишила его сна ночью. Затем положил свою ладонь на ее руку, державшую кисть. Ее затылок был теплым и таким изящным. Пальцы Кресси дрогнули от его прикосновения. В последнее время она старалась не сковыривать заусенцы вокруг ногтей. Джованни воздержался от похвал, зная, что ей больше понравится, если он ничего не заметит.
— Не спешите, — сказал он, советуя не только ей, но и себе. — Мазок должен быть очень легким, однако держите кисть крепче. Не нажимайте слишком сильно. Вот так. — Джованни водил ее руку по очертаниям рукава на полотне.
— Я пишу! Я действительно пишу. Только представьте, лет через сто какой-нибудь знаток, увидев этот портрет, станет хмуро изучать эти самые мазки, задаваясь вопросом, не позволил ли художник подмастерью нанести их.
Пальцы Кресси подрагивали от прикосновения его руки. Джованни твердил себе, что она просто нервничает. И просто чтобы не потерять равновесия, прижимается изящными ягодицами к его бедрам. Он ничего не мог поделать, когда кровь тут же хлынула к паху. Похоже, Кресси стала дышать отрывисто. «Это снова нервы», — уверял он себя. Джованни не станет смотреть через плечо Кресси, как поднимается и опускается ее грудь. Такая соблазнительная грудь, соски такого же темно-розового цвета, что и розы в садах палаццо Фанчини. Джованни пытался сосредоточить мысли на красках, которыми воспользуется, чтобы получить искомый оттенок, но было уже слишком поздно. Его рука невольно прошлась от бедра к пространству ниже ее груди. Ужаснувшись, он хотел убрать руку.