Внутренняя линия
Шрифт:
— Отчего же? — непонимающе глядел на него Згурский.
— Сам подумай, Францишек. После долгих лет смуты наконец на российском престоле покойно сидит царь. Летами молодой и нравом не буйный. Много еще чего для Руси полезного сделать сможет. Царя того освятил какой ни есть, а патриарх святейшей нашей церкви православной. Ни для кого не тайна, что Романовы не Рюрикова рода, как, скажем, я, да и многие другие князья. Но ведь ежели начнем мы меж собой бородами меряться, кто славнее, чиннее и богаче, вновь по Руси распря начнется, вновь кровь русская реки заполнит. Вот ты предлагаешь мне пакет сей открыть да с ним Михайла с престола и скинуть. Невелика натуга. Да ведь без него лучше не станет. Что есть царь? Закон Божий, в особе царской воплощенный. А ежели каждый себя законом возомнит,
— Да, мой князь.
— То-то же.
Пожарский провел указательным пальцем по гладкому пергаменту, в который были для сохранности завернуты письма.
— По сути, Федор, обретя нынче от тебя грамотки сии, я бы должен был тебя, лиходея, в острог посадить. Сам размысли. Кому теперь выгодно на Руси новую смуту устраивать? Не королю ли Владиславу, который и без того войной на Москву идти желает?
— Верно, — пристыженно опустил глаза Згурский. — Не подумал о том.
— А след было подумать. Ну, да все одно. — Князь Пожарский неторопливо подошел к печи и приоткрыл заслонку. — Хорошо, что послания эти нынче здесь обретаются. Иных списков, поди, нет?
— Нет. Другие снимать без надобности было.
— Вот и славно, — улыбнулся Дмитрий Михайлович. — А этим змеям ядовитым, — он подкинул в руке пакет, — в геенне огненной самое место.
Бросил опасный подарок в огонь и поворошил кочергой, разгребая жар:
— Там им и быть.
ГЛАВА 6
«Здоровое недоверие — хорошая основа для совместной работы».
Окружной комиссар Рошаль шел по набережной Орфевр, сосредоточенно глядя на мутные воды Сены. От ржавой и едва подкрашенной баржи, переделанной под жилье, неслись звуки патефона. Нежный женский голос выводил: «Заснесло тебя снегом, Россия…» Мсье Рошаль не знал русского языка, но песня звучала грустно, выжимая слезу даже у него — видавшего виды полицейского, бывшего офицера свирепых марокканских стрелков.
Тогда, в годы войны, шесть лет назад, ему впервые довелось близко столкнуться с русскими. После революции в Петрограде части Особого корпуса были сняты с фронта и во избежание неприятностей разоружены. Такой бесславный для солдата исход являлся бы предметом мечтаний для многих французов: пусть лагерь, огороженный забором, пусть кормежка не ахти, но — подальше от фронта! Эти были не таковы — тысячами они записывались в «Русский Легион», позднее за безумную храбрость названный «Русским Легионом Чести». Отвага «славянских варваров» приводила в восхищение даже признанных храбрецов Марокканской ударной дивизии, в которую были влиты русские волонтеры. Кто бы мог подумать, что пройдет несколько лет, и ему — капитану Рошалю — придется расследовать дело, главным подозреваемым в котором окажется командир «Русского Легиона Чести» генерал Згурский.
Память услужливо подбросила комиссару яркий образ: безнадежный идиотский прорыв Невеля, высота Мон-Спен; немецкие гаубицы, подобно стае мифических драконов, топят в огне едва оттаявшую от снега округу. Его взвод, рванувшийся в бессмысленную атаку, прижат к земле пулеметным огнем. Боши [13] , которым, согласно планам французского командования, уже следовало давать отчет святому Петру, как тараканы вылезли из нор и принялись на выбор, словно в тире, расстреливать атакующих. Рошаль и не надеялся уже выйти живым из этого боя, когда вдруг пулеметы смолкли, и над головой вжавшегося в землю молодого офицера послышалось конское ржание. Он поднял глаза — бородач в странной длиннополой одежде, с диковинным подобием небольших патронташей на груди, размахивая саблей, гарцевал под огнем на вороном коне, яростно крича по-русски слова команды. Под серебряными головками патронов сверкал белый орденский крестик.
13
Боши — французское презрительное прозвище немцев.
Сумасшедший
Чуть позже, когда высота была взята, а затем снова отбита немцами, когда наступление было остановлено и генерал Невель снят со своей должности, только привыкающий к капитанскому званию Рошаль узнал из газет, что фамилия лихого наездника — Згурский, что его странный наряд именуется черкеской, и теперь неистовый женераль ля рус является офицером Почетного Легиона. Лицо Згурского не сходило в те дни с газетных страниц. Наступление, планировавшееся как решительный удар по врагу, закончилось бесславным провалом, Франции требовалась если не победа, то хотя бы герои. И вот, надо же…
«Скажи, о чем задумался. Скажи нам, атаман…» — неслось с баржи, мерно покачивавшейся на мелкой речной волне.
«Красиво поет. — Рошаль оперся локтями о высокий каменный парапет. — Понять бы слова».
Комиссар сам не знал, почему стоит и слушает непонятную песню. Ему казалось, что она какими-то тайными нитями связана с разгадкой порученного ему дела.
Исчезновение столь заметной фигуры, как русский миллионер Рафаилов, привело все парижское общество в нервное возбуждение. Еще бы: людей, которые могли похвастаться состоянием, превышающим двадцать миллионов золотых франков, в Париже и в прежние времена было не так уж много. Теперь же, после ужасной войны их и вовсе можно было пересчитать по пальцам. Рафаилов, как говорили американцы, стоил двадцать четыре миллиона.
Когда слуга-китаец известного всей Франции банкира и биржевого воротилы позвонил в полицию и сообщил, что его хозяин уехал накануне к нотариусу и до сей поры не вернулся, разомлевший от жары дежурный, не желая вслушиваться в исковерканную речь, посоветовал искать Рафаилова где-нибудь в борделе. Только в три часа следующего дня известие о пропаже легло на стол районного комиссара, и лишь тогда для порядка тот решил уточнить, вернулся ли мсье Рафаилов домой.
Скандал вышел грандиозный, и теперь окружной комиссар Рошаль должен был вынуть русского миллионера хоть из-под земли, а заодно выяснить, каким образом он там оказался. Из сбивчивых объяснений китайца-слуги удалось разузнать немного. К месье Рафаилову в тот день приезжал генерал Згурский, они долго беседовали и, как показалось камердинеру, приносившему чай, не слишком дружелюбно. После чего генерал ушел, а через некоторое время банкир решил поехать к своему нотариусу. Китаец, бывший у Рафаилова кем-то вроде телохранителя, отправился с ним. Однако нотариуса дома не оказалось, и на обратном пути пожилой миллионер ни с того ни с сего решил прогуляться по городу без охраны. С тех пор о нем ничего не было слышно.
Слова китайца подтверждал и нотариус. Во время визита Рафаилова он находился в «Гранд-Опера», что могло засвидетельствовать множество достойных членов общества. История получалась странная: отчего бы вдруг такому денежному мешку разгуливать без охраны? Отчего финансист отправился к своему нотариусу, предварительно не предупредив звонком? Отчего этот визит не значился в ежедневных записях банкира? Следовало допросить Згурского — быть может, только он способен пролить свет на странности этого дела.
Комиссар Рошаль вздохнул: менее всего ему хотелось допрашивать своего, пусть и невольного, спасителя. И уж тем более подозревать его в похищении или убийстве соотечественника. Да и к чему бы ему идти на преступление? Мсье Згурский и сам богат, уважаем. «А если тут замешана женщина?» — Бывший марокканский стрелок покачал головой, отгоняя нелепую мысль. Командир «Русского Легиона Чести» не ходил в светских львах, и ни одной сколь-нибудь заметной любовной истории за ним не водилось.
«Раз приехал на квартиру генерал. Весь изранен был и жалобно стонал…» — выводил все тот же нежный голос.