Во дни Смуты

Жданов Лев Григорьевич

А крики снова стали нарастать. Опять стояли люди друг против друга, поодиночке и кучками, готовясь от обидных слов перейти к делу.

– Предатели!..

– Изменники вы сами! Боярские оглодки!.. Последыши воровские! Тушинцы! Недоляшки!

– Гречкосеи!..

– Опришники! Обидчики, разорители земские!.. Собачьи головы! Метлы поганые!..

– Цыц, черная земля! Орда кабальная, холопье стадо!..

– Гляди, холопья в ослопья бы не приняли вас, боляр дырявых!..

– Вот я тебе и сам!..

Уже заносились руки… Передние ряды стали поталкивать друг друга… Жестокая свалка могла затеяться в храме. Кто был при оружии, ухватились за рукоятки кинжалов

и мечей…

Но Минин так и втесался в самую гущу, пройдя ее из конца в конец и, словно плугом борозду провел, оставил за собой свободное узкое пространство, разделившее обе враждебных партии.

– Стой! Тише, вы! – расталкивая людей, уже готовых сцепиться, повелительно окрикнул он спорящих. – Все власти у дверей!.. Бояре, воеводы… И послы от чужих городов… От всей земли… Срамиться бы не след перед чужим народом и людьми начальными…

С ворчаньем, медленно стали расходиться спорщики по своим местам, отведенным для представителей Москвы.

В торжественном шествии появилось сперва духовенство, митрополиты: Иона Сарский, Кирилл Ростовский и, всеми чтимый, Ефрем Казанский, затем Дионисий, игумен Троицкой лавры, иноки, священники заняли свои места. За ними – на «начальных» местах – расселись бояре и воеводы с Пожарским во главе. «Печатник» царский, дьяк Лихачов с подручными дьячками занял место за особым столом. Разместились подальше и младшие чины, московские и иные дворяне, головы стрелецкие, есаулы, дети боярские, торговые, цеховые и слободские люди, выборные от Москвы и иных городов. Представители каждого города сидели одной кучкой, без разбора по сословиям.

Ратные люди поместились особым, пестрым, красивым гнездом.

Осенил всех крестом престарелый Ефрем.

– Во имя Господа Вседержителя, Отца и Сына и Духа Свята! Призываю благодать Божию на помыслы и на деянья ваши! Любовь и мир да внидут во все сердца!..

– Аминь! – пророкотало по рядам людей, затихших невольно в эту последнюю минуту. И снова воцарилась напряженная тишина.

– С чистым духом, помоляся Господу, собралися мы здесь решить дело великое, каковое даст мир Земле, изгладит, уврачует тяжкие раны, ею понесенные! Просили мы Всевышнего, да вразумит Он нас и да внушит то имя, кое всем нам принесет и тишину, и счастие! Да отженет от нас все помыслы лукавые, плохие и просветленье пошлет, яко посылал Израилю во дни избрания царя Давида и иных!

Смолк, опустился на свое высокое место Ефрем.

Заговорил Дионисий:

– Именем Господа Спасителя, Распятого за ны, – благословляю вас, чада мои возлюбленные! Да будет здесь незримо послан вам дух мудрости и чистоты душевной!

За Дионисием заговорил Пожарский:

– Уж, почитай што, месяц мы толковали, ни на чем сойтися не могли! Пора и конец положить разнотолкам да разномыслию. Время не терпит. Хоша и не ото всех городов и царств съехались послы на собор наш Земский, – да ждать уж более и не можно нам! Распутица большая вешняя приспела больно рано! Из Сибири дальней али из иных углов и к лету не дождемся мы выборных! Так будем и решать, как Бог пошлет!.. Вот начертили мы тута три статьи, как дело показало. Я их оглашу пред вами, люди добрые. А вы решайте, с Богом! Первое. Отколе мы царя себе хотим?.. Из чужих ли краев, как уж не раз и толковали… Как многие того желают, штобы не почалося ремства и пререканий между своими боярами… Алибо у себя искать государя? Второе теперь. Ежели здесь обирать кого на царство, – каков быть должен избранник Бога и народа?.. Из старинных княженецких ли родов, али из своих бояр московских, алибо изо всего служилого дворянства искать можно?..

И выкликать нам должно поименно: ково мы волим. И третье. Как при новом царе земле стоять? По-старому, на его полную волю… Али и порядки новые завести надобно… Штобы и сама Земля через послов своих да выборных и с думой боярскою и со властями духовными бесперестанно тута, на Москве промышляла о делах по государству?.. Так, первое: свой царь нам надобен либо – чужого можно звать, лишь бы веру принял православную да дал присягу не нарушать Земли обычаев и законов. Штобы с нами думал заодно да с собором с Земским непрестанным… Как скажете?

– Свой… Свой!.. Свой! – раздались сначала отдельные, редкие крики. Потом они стали чаще, сильнее… Слились в один общий гул: – Своегоооо!..

– Не надобе чужого! Попутались и то мы с «чужаками»! Буде!..

– Сдается, все стоят против чужого! – громко крикнул Трубецкой, когда стихли общие голоса.

– Ну, где же все!.. Так, кое-кто!..

– Считайте голоса!..

Это Шуйский, Палицын, Вельяминов, видя крушение своих замыслов, потребовали долгого, утомительного подсчета голосов, желая затянуть дело.

– Приставы, слышьте вы, считайте голоса! – дал приказ Пожарский. – Возьмите дьяков поболе себе на подмогу… Скорее бы это было…

– Чаво считать! Чужова не желаем! – грянуло в эту минуту под сводами храма из всех почти грудей.

– И то! Считать не надо! Ни к чему! Видно и так: все люди, как один, свой голос подают! – обратился к Пожарскому Шереметев.

– Да всех-то больно мало! – громко отозвался голос какого-то сторонника Владислава.

– Немного, да! – подхватили его единомышленники. – Пообождать бы с таким великим делом. Ошшо подъедут…

– Чего ждать ошшо! – не вытерпя, поднял голос Савва. – Бог нас вразумит! Где двое собралися во Имя Христово, – тамо и Он Сам-Третей! – забыли, што писано есть!..

– Добро! – решительно заговорил Пожарский, обращаясь к Лихачову. – Пиши! Речь первая. «За своево все голоса подавали». Супротив иноземца общее решенье… А я, признаюся… сам было в уме полагал… Штобы не было своим обиды: «Тово-де взяли, а меня-де – нет!» Думалось, из Свеи Филиппа вызвать… Карлусова сына. Алибо есть ошшо у швабов… Их преславный император Рудольф послал бы нам каково пристойного из прынцев, сыновей своих… Но ежели земля тово не пожелала…

– Нет… Нет!.. Не надоть!..

– Так и запиши!.. Ну, а кого же из своих мы волим?.. Надумано уже?.. Али в сей час ошшо учнем гадать да думать?.. Просить наития у Господа… Все молчите вы, люди добрые… Никто не назовет… Да, надо называть с умом да и с опаской… Штобы лишней свары не поднялось снова!.. Так, я спрошу у вас, отцы честные, святители… И у вас, князья-бояре, синклит весь царский… Скажите, поведайте вы мне: есть ли у нас царское прирождение алибо вовсе нету! Подайте мне ответ благой!

Палицын поднялся. Видя, что все стоят за «своего» царя, чутьем прозорливого политика угадывая, чье имя прозвучит сейчас, он пожелал первым назвать это имя, первым оказать сильную поддержку безусловному «избраннику» Земли.

– Дозволишь ли сказать, князь-воевода…

– Пожалуй, говори… Ждем… Назови нам имя!..

– Нет… Я не про то, сперва… Назвать, пожалуй, дело легкое. Да тут на ветер называть нельзя. Много уж ныне поминалось имен… А мне так сдается: сперва бы поразобраться надобе, какого нам пристало избирать себе царя?.. Имя тогда само найдется, выявится, как солнце из-за черной тучи!.. Да уж тогда все разом подхватим это имя и по всей Земле разгласим, вознесем к престолу Божию! Никто уж того имени отринуть не посмеет!..