Во имя Долга
Шрифт:
Где мы оказались, я догадывался. У Иллура два с половиной десятка обитаемых миров, и из них только на четырёх имеется кислородная атмосфера, пригодная для человеческого дыхания. Раскалёнными безводными пустынями являлись три из четырёх, и только один находился в относительной доступности от того места, где мы со зверушкой потерялись. Ещё один располагался едва ли не на другом конце галактики, а третий был под вопросом: с некоторой долей вероятности мы могли попасть и туда.
Что касается пещеры, мы находились на небольшом плоском уступе, выдающемся из стены на несколько метров. Чисто теоретически, я бы даже сумел отсюда спуститься вниз. Но, во-первых,
— А это что такое? — почему-то шёпотом уточнила Рури, настороженно цеплявшаяся за мой локоть. Указывала девушка в самый центр пещеры, где красовалась огромная воронка, больше всего похожая на одну гигантскую аметистовую друзу. Пожалуй, кроме этой воронки ничего примечательного в желтовато-коричневых стенах пещеры не было.
— Надо полагать, Праматерь, — я пожал плечами. — Я раньше только картинки видел, но вообще похоже. Предлагаю присесть, кстати; мне кажется, это не быстрый процесс.
Я угадал, мы в самом деле прибыли задолго до начала действа. Часа полтора мы имели возможность наблюдать за прибытием всё новых и новых иллурцев, заполнявших пещеру по периметру и превращавших её поверхность в сплошной шевелящийся ковёр. Учитывая, что всё происходило в полной тишине, было немного не по себе.
Перемены начались с появления звука. Тихий низкий вибрирующий гул покатился по пещере, отражаясь от стен. Иллурцы вокруг замерли, превратившись в слитное неподвижное пылевое облако, а воронка в центре, наоборот, пришла в движение, закручиваясь медленным водоворотом. Кроме того, Праматерь отчётливо начала светиться ровным холодным голубоватым светом, почти незаметным на фоне света звезды.
Ещё через пару секунд я с удивлением и растерянностью поймал себя на очень странных мыслях и желаниях. Хотелось встать и куда-то пойти, или даже побежать. Острое ощущение потери, или нехватки чего-то важного и нужного пронзило почти физически ощутимой болью. В ушах тяжело и рвано застучала кровь, а мысли упрямо начали расползаться.
Ничего даже близко похожего я не встречал ни в одном описании Последнего Полёта, и собственные реакции здорово меня насторожили. Прикрыв глаза, я попытался сосредоточиться на дыхательной гимнастике и призвать к порядку хотя бы пульс. Но почти сразу же сбился, почувствовав постороннее прикосновение. Вскинулся, обернулся — и на пару мгновений совершенно растерялся.
Зверушка сидела рядом со мной на коленках, и её ладонь медленно скользила по моему плечу. Глаза рунарки лихорадочно блестели, ноздри раздувались, грудь часто вздымалась, а на щеках полыхал румянец. Когда я обернулся, вторая ладонь девушки легла мне на грудь, а сама Рури, облизнувшись, потянулась ко мне в совершенно недвусмысленном намерении поцеловать.
При виде этой картины в моей голове что-то звонко щёлкнуло, и всё встало на свои места. Сразу стало совершенно ясно, чего именно мне хочется и чего не хватает. На несколько мгновений прояснилось сознание, и на прощание порадовало меня логической цепочкой, объяснявшей нынешнее состояние и меня, и моей спасительницы: похоже, мы каким-то образом попали под действие этого несчастного Зова, хотя документальные свидетельства его воздействия на людей мне прежде не попадались. Даже на несколько мгновений проснулась совесть, предупредившая, что о происходящем я ещё пожалею, и вообще лучше бы попробовать держать себя в руках.
И я честно попробовал.
— Рури, это всё… — начал я, аккуратно перехватив её за плечи. Но девушка тряхнула головой и решительно, уверенно возразила:
— Так надо, всё правильно, — и, прекращая разговор, сама меня поцеловала.
Мою жизнь сложно было назвать размеренной и однообразной. Выбрав для себя призвание лет в двенадцать, я, будучи человеком весьма упорным, двинулся в избранном направлении. Учёба, тренировки, книги, развлечения. В юности каким-то чудесным образом хватало времени на всё — и на дружеские попойки, и на отличные результаты всех нормативов и экзаменов, и на бурные романы. Один раз я даже чуть не женился, но вовремя одумался. В общем, всякое бывало. И лёгкие наркотики пробовать доводилось, и напиваться до потери человеческого облика, и влюбляться до отрыва от земли и утраты связи с реальностью.
Так вот, могу с уверенностью заявить: по сравнению с иллурским Зовом всё это фигня. Да, где-то на краю сознания я отдавал себе отчёт, что вот это непреодолимое желание и глубочайшая эйфория — ненормальны. Я даже предпринял пару попыток остановиться и достучаться до сознания Рури. Но, во-первых, девушку, похоже, накрыло ещё сильнее, чем меня, а, во-вторых… если честно, останавливаться очень не хотелось.
Рури-Рааш.
Я однажды наткнулась на странную фразу: бойтесь своих желаний, они имеют свойство осуществляться. В тот момент она показалась мне довольно глупой и очень спорной. В конце концов, как можно бояться того, чего тебе больше всего хочется? Что страшного в том, чтобы добиться своей цели?
Смысл этих слов я начала понимать на второй день перелёта. Я ведь думала о том, как интересно было бы понаблюдать Зуева спокойным и расслабленным, не воспринимающим собеседника как противника или объект. Домечталась.
Нет, ничего фатального или непоправимого не случилось, просто я вдруг поняла: мне нравится этот человек. Нравится по-настоящему, и я никак не могу побороть эту симпатию, всё глубже укореняющуюся в моей душе.
Презирать Зуева-безалаберного было просто, и даже, — стоит признаться в этом хотя бы себе, — приятно. Его бездарность грела моё самолюбие, я казалась себе лучшей из лучших, и мне нравилось это ощущение.
Ненавидеть Зуева-профессионала было ещё проще. Он сам делал буквально всё возможное, чтобы разбудить эти чувства в оппоненте, и полностью в том преуспевал. И — да, это тоже было по-своему приятно. Ненавидеть, обижаться, чувствовать себя обманутой.
А не попасть под обаяние Зуева-личности оказалось и вовсе невозможно. Он был ироничен, умён, благодушен и невероятно хорош собой в этом амплуа. Дырку над ним в небе, я поймала себя на том, что не могу отвести взгляда, ловлю его улыбки и слушаю, буквально открыв рот!
Страшный он всё-таки человек, майор Семён Зуев. И очень, просто чудовищно опасный; потому что с уверенностью утверждать, какая из уже знакомых мне личностей была настоящей, я не могла. Да и без уверенности тоже не рискнула бы.
Одно радовало, — если, конечно, в моём положении можно было считать это плюсом, — чутьё моё оказалось право, и теперь его вердикт относительно землянина полностью совпадал с сознательной оценкой. Дыру надо мной в небе! Я понимала, что это несусветная глупость, но почти осознанно тянулась к нему, и была совершенно не против углубления знакомства именно в том направлении, на котором настаивало чутьё и инстинкты.