Во славу русскую

Матвиенко Анатолий Евгеньевич

Балтика в ту зиму не замёрзла полностью. Белый покров накрыл только прибрежные воды, где с морской водой смешалась пресная речная. С прекращением движения по суше германский торговый люд зафрахтовал сколько мог каботажных судов. Русского флота на Балтике не боялись с петровских времён: дальше Маркизовой лужи корабли под Андреевским флагом носа не казали и при Александре, а Пестель, уведя столицу из Питера да поручив морские дела Кюхельбекеру, окончательно задвинул их на задний двор. В той России куда больше турецкой опасности внимание уделялось.

Но времена нынче другие.

***

Паровой

фрегат «Святитель», приписанный к Либаве, провёл самую необычную зиму, когда-либо выпадавшую кораблю Российского Императорского флота. Уворачиваясь от бесчисленных льдин, а мелкие разбивая обитым железом форштевнем, он бороздил побережье Восточной Пруссии с единственной задачей: сделать Балтийское море неуютным для германских судов, а также иных, имеющих дерзость торговать с осаждённым Кёнигсбергом. Все торговцы со сколько-нибудь ценным грузом получали призовую команду и курс на российский порт.

Раз в две-три недели фрегат отходил к Либаве, когда кончались снаряды, уголь и продовольственные припасы, а также матросы, ушедшие на трофеях. Начиналась сущая каторга. Мешки с углём переправлялись на борт в плоскодонных лодках, как и бочонки, снарядные ящики, короба со съестным. Когда закачивалась погрузка, моряки, вылезая из угольных бункеров, кашляли чёрной ядовитой слизью, и так не менее трёх-четырёх суток. Впрочем, и в летнюю пору угольные дни не лучше. О жидком топливе, что питало котлы бронеходов в Варшавском бою, на флоте и мечтать не смели.

Беда нагрянула с другой стороны. Перед самой весенней распутицей прусская армия под командованием генерала Хельмута фон Мольтке ударила вдоль балтийского побережья. Гепанцдампфвагены, бронированные паровики, более похожие на русские машины времён Турецкой войны, обрушились на укрепления. Дальнобойные пушки с нарезными стволами, имевшие непревзойдённую точность выстрела на огромных дистанциях, оказались бессильны. Гранаты выкашивали пехоту и конницу, следовавшие за панцерами, но ничего не могли поделать с корпусами машин. Они беспрепятственно выдвинулись на близкое расстояние, кроме разве что трёх с разбитой ходовой частью. Прусские канониры в упор расстреляли артиллеристов, после чего вагены переехали через трупы, открыв кавалерии простор для прорыва вглубь.

Разгром был ужасен. Когда прусские драгуны налетели на расположение российских бронеходов, там не успели развести пары, а лишённые движения машины остались беззащитными. Полковник Мацкевич, заменивший убитого с Черепановым командира, отдал отчаянный приказ подорвать технику и сам погиб. Пруссаки захватили лишь развороченные корпуса, однако для пытливого взгляда и в изуродованных железных останках нашлось много интересного.

Паскевич был отозван с западного направления и приехал в Москву, благо на поезде из Варшавы это недолго, где застал всяческое смятение и кучу ненужной суеты. Дума заседала ежедневно, не отказываясь и еженощно, словно у толпы партикулярных господ имелся верный рецепт спасения от поражения. В делах военных они все сведущи, когда нужно смешать генералов с конским навозом, и удивительно беспомощны касаемо полезных советов. Выказанные на заседаниях соображения, печатаемые в газетах, напоминали барахтанье утопающего в трясине, когда каждое телодвиженье не выручает, а способствует проваливанию вглубь.

Светлейший князь Анатолий Николаевич, представлявший императора в Думе, встретил

со Строгановым Паскевича в Кремле как единственную надежду трона и державы.

— Не ждите никакого чуда, милостивый государь, разве что и в Пруссии революция вспыхнет. Но чудеса не случаются по воле человеческой, — конечно, фельдмаршал не ведал про чудотворные происки Руцкого в австрийском тылу. — Нужно армию снова собрать, бронеходы из-под Варшавы к Кёнигсбергу переправить. А главное — снаряды. Я военному Министру не раз говорил: рано или поздно с панцервагенами столкнёмся, тогда средство против их брони должно у каждой пушки иметься. Да ежели бы двенадцатифунтовая гладкоствольная чугунным ядром ударила, и то толку больше было бы, чем с гранат и фугасов.

Строганов, облачённый в зелёный мундир с белыми лосинами по вновь вернувшейся дворцовой моде прежних времён, от нерадостных слов Паскевича повесил голову.

— Александр Иванович Чернышов с должности Военного министра изгнан с позором. Однако же новый пушечный заряд по щучьему велению не появится!

— Щуки на Урале обитают, господа, в Нижнем Тагиле.

Красноватые глазки светлейшего князя сердито блеснули.

— Самую важную из них вы лично в бронеходе погубили, Фёдор Иванович.

— Не досмотрел, виноват. Чем сожалеть, нужно дело делать — свести воедино бежавших из Западной Пруссии героев в способные к бою полки, призвать до сотни тысяч пополнения, флоту в Балтике шустрее германца бить — лёд сходит. Бог даст, к лету вернём викторию; пруссов не впервой бить.

— Уверены? Тогда вам и карты в руки, — решил Строганов, князь не стал возражать.

Паскевич покинул кабинет с назначением на должность Военного министра и главнокомандующего. Сие назначение ещё в Думе утверждать, но оно уже легло на плечи тяжким бременем — переломить ход войны, тем более что тевтоны тоже не будут сидеть сложа руки.

Пруссаки ещё до контрнаступления, крайне встревоженные пиратскими рейдами «Святителя», обратились к стране, донельзя более ревностно относящейся к успехам других. Никогда в истории Британия столь быстро не приходила на помощь, радуясь: убивать можно под чужим флагом и за счёт просящего, не втягиваясь самой в обременительную войну.

Через студёные воды датских проливов, где ещё попадались ледяные глыбы, вынесенные в Балтику вскрывшимися реками, проследовали три боевых корабля. Флагман «Супериор», чьё длинное дубовое тело было обшито от ватерлинии и выше толстым листовым железом, нёс на двух палубах девяносто орудий! Мощнейшая паровая машина в восемьсот лошадиных сил при убранных парусах разгоняла его до немыслимых тринадцати узлов, при удачном направлении ветра корабль двигался ещё быстрее.

Пароходофрегаты «Принц Уэльский» и «Георг», чуть меньшего размера, имели по восемьдесят пушек, по совокупности стволов — больше, чем все русские паровые суда Балтийского флота. В Данциге над тройкой англичан взметнулись стяги с прусскими орлами. «Супериор» превратился в «Гогенцоллерна», остальные также сменили имя. В командах появились германские офицеры — учиться уму-разуму от опытных морских волков и создавать видимость смешанных экипажей. Наконец, к большому неудовольствию британского адмирала Старка, к эскадре присоединился вооружённый колёсный пароход «Рейн», согласно названию более пригодный для речного плаванья и изрядно замедливший общее движенье.