Во тьме
Шрифт:
Повисло долгое молчание, они смотрели друг на друга, в душе одновременно согласившись со сделанными выводами.
Когда дверь распахнулась, впустив двух мужчин с носилками, Аннабель протянула пакет обратно Тэйеру:
— О'кей. Предупреди капитана или дежурного офицера, что мы закончили. Я поеду с девушкой в больницу, а ты отвезешь волосы в лабораторию.
Джек кивнул, на его лице появилась циничная улыбка. Ему нравилось, когда Аннабель берет дело в свои руки: тогда она блистает, напоминая решительную флорентийскую любовницу на пороге последнего акта драмы. «Жаль, что это всегда происходит при самых серьезных обстоятельствах», — сказал он про себя.
Он уже уходил, когда Аннабель положила руку ему на плечо:
— Спасибо, Джек.
Она
Он искренне ей улыбнулся и уехал.
Джек был единственным во всем 78-м, кто стремился дать пищу навязчивой идее Аннабель. Только он один задумывался над тем, что каждое расследование похищения или исчезновения человека, над которым она работала (впрочем, они были достаточно редкими), становилось для детектива благом, а не тяжкой обязанностью; что каждое из них давало ей надежду.
Надежду, что она продержится еще один год.
4
Она вышла замуж в июне, а спустя восемнадцать месяцев Брэди исчез. Утром она ушла на работу, а вечером он не вернулся. Ни слова, ни строчки. Его просто больше там не было. Не хватало лишь его портфеля и куртки, все бумаги остались на месте. Брэди был известным репортером, работал в основном за границей, часто — на «Нэшнл Джеографик». Но тогда, 17 декабря 2000 года, до ближайшей командировки ему оставалось два месяца. Они готовились встретить Новый год вместе, подальше от гипериндустриальной Америки, остановив свой выбор на диком побережье одного из Мальдивских островов. Аннабель терпеть не могла принимать решение о поездках, пользуясь проспектами турфирм, из которых прямо в лицо путешественникам бьет непристойное отношение к их деньгам. Отпуск выглядит в них подобием кости, кидаемой собаке, в преданности и повиновении которой хотят быть уверены. Она путешествовала и возвращалась, чтобы подолгу работать и однажды отправиться в новое путешествие. Ничто в жизни не дается даром, рождение становится только первым шагом, за все последующие шаги приходится платить, чтобы как можно дальше отодвинуть срок окончательного расчета. Ничто не располагает к себе на этой свободной Планете Людей. Размышляя таким образом, Аннабель отказалась от мысли завести ребенка. Она любила мужа и свою работу, все прочее было не более чем литературой. С юности она помнила формулу Честертона: «Литература — роскошь, вымысел — необходимость». Она применила его к собственной жизни, разделив ее надвое: то, что относилось к роскоши, и то, что было вымыслом; последнее служило для нее источником энергии. Поэтому она и отказалась от ребенка: он был для нее роскошью; она уклонилась от ответственности шагнуть в эти дебри, взамен окружив себя размышлениями о любви и редкими минутами развлечений. Роскошь и вымысел. Остальное составляли ежедневные профессиональные заботы.
Аннабель была сплошным парадоксом. Детектив по собственному страстному желанию, ежеминутно восстающая против системы, горячо нуждающаяся в свободе. Она отдавала себе отчет в том, что особенно горько оплакивает чужие потери — все те страдания, вкус которых она не сможет ощутить.
Потом пришла ее очередь.
Все произошло в течение одного дня. Как легкий поцелуй, который в течение многих недель вспоминается с тяжелым сердцем и с непрестанными сожалениями.
В тот день Брэди понадобилось выйти за фотопленками, нужно было отпечатать с негативов фотографии его последнего репортажа, посвященного архитектуре Гауди в Испании, он предупредил ее, что купит чего-нибудь к ужину — ничего рискованного. Однако вечером Аннабель открыла дверь в их квартиру, показавшуюся ей невероятно пустой: он исчез абсолютно без какого бы то ни было мотива. Ее беспокойство стало перерастать в тревогу.
Он исчез, не оставив ни одного следа.
На протяжении последующих месяцев она мучилась всевозможными вопросами. Не переставала убеждать себя, что его похитили. Доказывала себе, что он не мог просто взять и сбежать
И больше не вспоминать вкус слез…
Неизвестную с окровавленным черепом принял Методистский госпиталь, и Аннабель устроилась в холле возле телефона. Несмотря на поздний час, она решила обзвонить все психиатрические центры Нью-Йорка и начала с больниц Кингсборо, острова Уорда и Дартмура, пытаясь выяснить, не сбегала ли от них пациентка. Как она и ожидала, на телефонные звонки никто не ответил. К двум часам ночи одетый в зеленый халат врач подошел к ней, поправляя очки и протирая глаза, видимо, болевшие от недостатка сна.
— Вам известно, кто она? — спросил доктор скептическим тоном.
Аннабель покачала головой.
— Ладно. Мы только что закончили ее осматривать, она все еще в шоке, и у нее переохлаждение, но в целом все нормально. Сейчас она без сознания.
Несмотря ни на что он выглядел озабоченным, две морщинки лежали справа и слева от носа, свидетельствуя, что он пребывает в некотором затруднении.
— Она проглотила большое количество какого-то наркотика, — добавил он, — поэтому анализ крови может быть неточным. Я предпочел бы это выяснить. Мы сможем узнать больше завтра утром.
Аннабель кивнула и засунула руки в карманы — холод и усталость начали наваливаться на нее.
— Я спрашиваю себя, что же с ней произошло, доктор. Когда я обнаружила… рану у нее на голове, я почти надеялась, что эта женщина сбежала из психушки… Это бы все объяснило.
Врач посмотрел на нее, потом перевел взгляд на свои ноги и сказал:
— Маловероятно, детектив. Не думаю, что она сама себе это сделала, в смысле, я говорю о ее… — Он показал на свой собственный череп. — В общем, о коже на голове. — Он пытался справиться с замешательством, подыскивая слова, потом продолжил: — Ее изнасиловали. Несколько раз. Заметны повреждения, которые явно наносились подряд в течение нескольких дней. Мы нашли даже сперму.
Аннабель провела рукой по волосам. Не оставалось сомнений, что речь идет об уголовном деле.
— Мы составили предварительный отчет для вашей базы данных ДНК. На ее теле следы многочисленных ударов, оно все в ссадинах и кровоподтеках…
В задумчивости он наморщил нос.
— Что? — забеспокоилась детектив. — Что еще?
— У нее… У нее отметина на левом плече, типа татуировки.
— Хорошо. Может быть, это пригодится нам, чтобы установить ее личность. Завтра сделаем фотографию.
— Нет, это не совсем татуировка. Это знак, сделанный недавно, еще не зарубцевавшийся, он еще кровоточит. Думаю, делал непрофессионал, вероятно, китайскими чернилами и иглой, как в тюрьме.
Лицо Аннабель вдруг потемнело.
— Знак?
— Его нанесли в течение нескольких последних часов, вот что я имел в виду. Это не рисунок, а цифры — очень странно, согласитесь; сейчас я вам покажу, так будет понятнее.
Он взял со стола листовку страховой компании и на ее обороте записал короткую последовательность цифр. Затем протянул бумагу Аннабель: