Шрифт:
Меня называют плейбоем.
Любимцем общества.
Они не знают, что я нечто гораздо большее.
Мне было приказано лишь прятать её и оберегать.
После всего пережитого ею я – последний человек, который может предложить ей уют и заботу.
У меня в этом все равно мало опыта. Мы оба сломлены нашим прошлым.
Но моё подбирается ко мне, и я разберусь с ним, как обычно это бывает: абсолютным уничтожением.
Но это ставит её под прицел, что неприемлемо.
Старые раны вскрываются
А меня... ожидает лишь тьма.
Её я желаю.
Её я заслуживаю.
Третья книга из серии «Криминальный Клан Доубек». Мы рекомендуем сначала прочитать первые две книги, но также эта книга может быть прочитана отдельно. В этой серии содержатся темы исключительно для взрослых.
ВО ВЛАСТИ ТЬМЫ
Серия «Криминальный Клан Доубек», книга 3
Перевод: Джелато с шоколадом
Редактура: Samesta
Вычитка: Персефона
1
КАЙ
Тут тихо и темно. Блядь, меня уже долгие годы не окружало столько безмолвия. В ушах почти звенит. Каждый удар сердца пульсирует в этом звуке, пока я не делаю глубокий вдох и медленно не выдыхаю. Я не в первый раз оказываюсь загнанным в угол, и явно не в последний.
Моя клетка сооружена из крепкого толстого бетона, и отсюда никак не выбраться, пока меня не освободят. Поэтому я жду. Адриан и Валентина не дадут мне сгнить здесь. Я сделал многое ради них и доверяю им свою жизнь.
Засохшая кровь покрывает коркой челюсть, но я не трачу выделенное мне мизерное количество воды, чтобы смыть её. Костяшки ушиблены из-за сопротивления ублюдкам, но я не особо что-то мог сделать, пока чьё-то колено вжималось мне в спину, когда они избивали меня до синяков ради ответов.
Я изгибаю губы в улыбке. Им ни за что на свете не удастся выудить из меня ответы. Этого они не понимают.
Я скребу засохшую кровь, от которой просыпается зуд, тыльной стороной руки. Вероятнее всего, это единственное место на моем теле, где нет синяков.
Когда я занял место друга на плахе, совет пообещал милосердие, и я полагаю, что мгновенно не пустить мне пулю в голову после признания было их формой поблажки. Этим людям не было знакомо понятие милосердия.
И когда я выберусь из этой клетки, я не выкажу его им.
По моей оценке, пусть и затуманенной, прошла неделя. Встревожен я бываю только в короткий промежуток времени, когда они вытаскивают меня из клетки, поливают водой из шланга, пичкают виагрой и пристёгивают
Когда выберусь отсюда, я заставлю её поплатиться за это и то, что председательница организовала против Андреа. Нападение на неё могла санкционировать только Генриетта, как она просила её называть, пока скакала на моём члене без моего грёбаного разрешения.
Я закрываю глаза и зажмуриваюсь, чтобы мог сказать себе, что, по крайней мере, тьма – это мой выбор. Благодаря этому я справляюсь со всем. Хватаю какую-то часть и делаю её своей. Я выберусь отсюда и сделаю то же самое.
Роуз всплывает в голове, как это всегда происходит, и я чувствую, как успокаиваюсь и дыхание становится глубже. Я научился этому трюку, когда впервые привёл её в мою квартиру за пределами пентхауса. Если я спокоен, спокойна и она. Если она спокойна, тогда всё не идёт кувырком, и мне не приходится укачивать плачущую кричащую девушку дольше, чем может выдержать моё здравомыслие.
Адриан предупредил, чтобы я не прикасался к ней, и по большей части мне удавалось держать своё слово. Если мне приходилось дотрагиваться до Роуз, то это было ради медицинской помощи или утешения, и не более. Даже если я думал об этом.
В коридоре раздаётся звук. Проблема с бетоном заключается в том, что от него исходит громкое эхо, а у меня великолепный слух. Это не похоже ни на стук высоких каблуков, спасибо, блядь, который бы оповестил, что председательница просила привести меня вновь, ни на тяжёлый барабанный низкий звук шагов охраны, разносившийся перед моей клеткой последние два часа.
Я думаю, сейчас ночь. По крайней мере, так кажется по прохладе, царившей в воздухе. На мне нет одежды помимо чистых боксеров, которые они дали сегодня утром, после того как Генриетта закончила использовать меня. Теперь труднее различать время. Охранники меняются сменами каждые восемь часов, и четверо постоянно вертятся у моей клетки, если судить по их походке. Одного я зову толстячком из-за его тяжёлых топающих шагов, другого – хромым из-за медлительности шага на каждом повороте. Третьего – прыгуном, поскольку он бегает в коридоре из стороны в сторону, двигаясь быстро, словно пытается тренироваться во время каждой смены. Последний – самый злобный, и называю его просто ублюдком. У него обычные шаги, по крайней мере, для него, но его кулаки грубее других, и он не боится бить меня.
Мне кажется… Генриетта спала с ним, прежде чем решила подняться на уровень выше.
Я вновь фокусируюсь на шагах, но теперь они исходят от нескольких человек. Походку одного из них я узнаю где угодно. Я слышал эти шаги на протяжении многих лет в коридорах пентхауса.
Я подтягиваю ноги, чтобы скрыть наготу, и обхватываю колени руками, чтобы Адриан не увидел синяки.
Дверь открывается настежь, но входит не Адриан, а Валентина. Ах. Она бледная, крошечная, и обычно я не слышу её приближения, пока Валентина не начинает злиться.