Во всем виноват Гоголь
Шрифт:
А затем стало ещё сквернее. Сунулся лишь Бронькин разъяснять учителям гимназии обо всём просвещении в дистиллированном виде, как досадный случай опять-таки системно повторился. Бронькин уже осветил было всю ширину злокачественности современного образования, преимущества его недостатков и принялся было за методику преподавания ОБЖ и теории физической закалки по Сухомлинскому. Тут его речь и прервал стук копытообразных каблуков по линолеуму учительской, а на каблуках снова оказался тот же человек, но уже в другом искрящемся костюме, хотя и в прежнем кашемировом пальто цвета увядающей астильбы. Кремовой. Человек этот и якобы действительно Чичиков опять-таки оборвал Бронькина прямо на самом главном полуслове умело напечатанного текста и вновь приказал ему с удивительной вежливостью, но тотчас подписать гарантийные бумаги на вечерний коктейль для доверенных лиц и активистов пятой колонны, недружественных ему партий и коалиций.
— Доколе это будет
— «Так зачем же вы мне этого не объявили прежде? Зачем из пустяков держали?»,гражданин начальник, с сердцем, но будто бы слегка виноватым змеем прошипел человек в кашемире с застывшей на губах обворожительной улыбкой и сообщил кандидату № 1 на ухо свой выход из заострившегося положения.
Афанасий Петрович сильно не любил забивать себе в план ранее незапланированные дела, потому он в этой же учительской и подписал себе с особой важностью полнейший килограмм предварительно припасённых чистых бланков гарантийных писем и требований. А человек в кашемире тут же и ответил ему жаждой служения. «Как он ни был степенен и рассудителен, но чуть не произвёл даже скачок по образцу козла, что, как известно, производится только в самых сильных порывах радости»,да и постучал себе дальше своими высокими каблуками-копытами с берлоги знаний и ЕГЭ куда-то прочь в своё логово.
После удачного разрешения столь досадного недоразумения в учительской гимназии Бронькин перед избирателями тренькал языком теперь уже безостановочно. Зато письма и требования его, словно участковые полицейские, вихрем носились по городу, штаб его взял ещё более высокую ноту в работе, а человека в кашемире уже больше никто и ни разу в городе не встречал и не видел. Но городское общество постепенно охватывал, причём со всех сторон сразу, беспрецедентный уровень консолидированного консенсуса в отношении будущего мэра, человека яркого и разговорчивого…
Впрочем, кандидат в мэры города Эдик был тоже сам себе на уме, да и тем ещё фруктом, что называется, совладельцем «Хайкомбанка». Хотя многим показалось, что младший банкир Эдик на всю эту историю с выборами забил [гвоздь], [4] поскольку перед избирателями, как и человек в кашемире, как и действующий, но пока ещё бездействующий мэр, совсем пока ещё не показывался.
А старший брат Эдика — Марсел — в том их банке был совсем головой, а к тому же ещё и состоял начальником управления высокой культуры администрации города. Эту повинность он исполнял уже не первый год с редкостными идеями окультурить банк, обанкротить культуру, приватизировать доходы, национализировать убытки и успокоить свою совесть мыслями о банковском будущем своего младшенького братишки.
4
Отсутствующие в рукописи второй части слова, вероятно и чаще всего второпях недописанные автором, но необходимые по смыслу, введены в прямых скобках.
Сохранившиеся черновые наброски к последующим главам
«А между тем завязалось дело размера беспредельного…»Доброхоты походя дали знать первому заместителю градоначальника, временно, но вечно исполняющему долг самого головы города, что доносы на него строчит главный федеральный чинодрал по налогам и сборам. Атому нашептали, что его кум из полицейского околотка, что ныне отзывается лишь на званье «врио шерифа», давно уже принюхивается к его хлебному налогоотбирающему креслу. Что, кроме того, полицейский его кум неритмично дышит в сторону своей налоговой кумы, хотя та линейной полиции не даёт даже чаяний. Что вопреки устремлениям полицаев и кума налоговая благоверная для отвода чужих глаз направила свои амурные касательства в гибкого ловеласа парикмахерш райцентра Ивана Никифоровича, а сама хитро спекулирует мужниными щекотливыми секретами в пользу отдела борьбы с наиболее организованной преступностью. С этим запасом достоверных знаний крепко сплочённые соратники борцов, но уже из бригады умело организованного криминала, во имя умножения своей прибыли за напряжённость и ненормированный рабочий день легко себе выбивают зависающие недоимки. А упомянутый выше отдел борьбы изо дня в день получает себе премии размером в оклад каждому, хотя и оптимизируется вниз вплоть до окончательного сокращения в штате.
5
В
Затем «… пошли открываться такие дела, которых и солнце не видывало».У кого именно и какая имеется полюбовница, сколько она стоит в сравнении с другими содержанками и из каких огурцов производит себе увлажняющую маску. И чья дочка в самом деле от кого именно происходит. А чьему дитю и за что в школе натягивают пятёрки… Всё сводилось к тому, что без руки Чичикова здесь никак не обошлось, и чтоб не лишиться весу и положенья в обществе, «…к нему должны все были обратиться за советом».Народ притих, понимая, что доберутся и до него, но небывалая паника всё же воцарилась. Большая часть народа засела в чайхане «Вечерний Душанбе», а остальные разбрелись кто куда. Одни уткнулись в мамалыгу в «Молдове», другие затаились в «Самарканде» за бараниной, а в «Пекине», например, китайские гастарбайтеры из числа авангардных дизайнеров по лаптям и матрёшкам съели сразу всех уток, что привезены были туда наперёд на весь календарный месяц. В «Огнях Клондайка», что на Базарной, дом 1 «Г», пирожки с яйцами и рисом ещё до обеда кончились, и стало совсем тошно, но не всем, а тем только, кто ими причащался. На тридцать три санитарных дня захлопнулись «Бешеные ерши», но «Акулька» по-прежнему оставалась на спецобслуживании. И все олигархи города, чтоб не полаяться с диаспорами из-за столов, что перед эстрадой, понуждены были перенестись в пельменную-закусочную «Стопарь плюс».
Доносы о дестабилизации дел в городском общепите NN докатились даже до Краснотупиковска. И вдумчивый читатель мог бы тут удивиться: чего это они туда не докатились ранее? Да нечему тут и удивляться! Санитарные врачи здесь всегда зоркостью отличались и причину тошноты от перенасыщения излишне качественными пирогами сразу записали. Да и другие городские власти рапортовали наверх обычно скупо, поскольку в городе NN дружили или плевались меж собой не люди, а должности. А у них, как известно, кухня всегда без чёрного дыма. Наверх благородные чины радостно доносили лишь о том, как нехорошо завязались кабачки и дурно взошла свекла в соседских огородах, а что до своих репейных грядок, то в сторону Олимпа они, как правило, лишь продолжительно и непроницаемо помалкивали. Впрочем, и крайцентр верховную столицу просвещал тоже не богаче.
Принялись и в Краснотупиковске все недоумевать и копать сверху вниз: кто он, Чичиков, да откуда? Что он за птица и какие у неё перья, если по заслуживающим доверия слухам якобы уже скупает весь город и район и не делает снисхождения даже организациям и учреждениям всевозможных форм собственности? Вначале дорога повела их сыщиков прямо к Гоголю, и науськанные губернией службы бросились в учрежденье Мудрецова. Глядь! А там про Чичикова нет ни одного слова?! Сведений о его подложном завещании от имени покойницы Александры Ивановны Ханасаровой из второго тома «Мёртвых душ» — нет!? Ни платёжек о скупке душ, ни выписки из таможенного приказа о его приёме на работу иль увольнении? Дела о контрабанде — сданы в архив, а в какой — неясно! Дело о работе повытчиком — мыши съели! Документы о службе в комиссии для построения какого-то весьма капитального строения — утеряны так безнадёжно, словно бы Гоголь и первого тома о Чичикове не написал вовсе? Даже про самого Гоголя, что родился (не пойми как, но узнали) под фамилией Яновского, ни одной книжки на полках им не встретилось. Последнее, как потом все догадались, произошло для страховки перспективной неясности: поместится ли в сто лучших книг учебного министерства всей страны для прочтения школьниками Гоголь или туда проберётся Яновский? Или попадёт в этот реестрик на оба освободившиеся места кто-либо из значительных краевых классиков, которых развелось уже числом немереным?..
Кассиршу Зульфию, правда, всё же уложили конфетами на лопатки. Выманили у неё сыщики «Райскими трюфелями» твёрдые сведения, что Гоголя по дисконту брал себе оптом Бронькин, а подзуживал его к этому, скорее всего, Чичиков. И чтоб ему, этому Бронькину, вместе с Чичиковым ни дна ни покрышки! И чтоб ему, этому Гоголю, больше ведра жжёнки и макитры галушек в день не видывать! И повезло ещё, что подвернулась сыщикам на углу велеречивая тётя, существовавшая библиотекаршей ещё в те годы, когда на месте теперешнего Дома европейской моды «Ню» догорала библиотека. Она-то и показала, что один очень умный первый секретарь наикрупнейшего генерала {таких и сейчас немало} [6] однажды и небескорыстно, конечно, и по велению самого господина Чичикова произвёл «…уничтоженье запачканного его послужного списка».
6
В нескольких случаях зачёркнутые автором, но важные для смысла слова включены редакторами в текст в фигурных скобках.