Во всем виновата Юдифь
Шрифт:
Ты ведь знаешь, дорогая, каким настойчивым может быть мой шеф. К тому же сегодня у него родился внук (разумеется, никакого внука не было – зато был стрип клуб за его счет), вот он и разошелся. Ну, нельзя человеку отказывать в такой момент. Ой, ты бы видела, что он там вытворял (чистейшая правда, кстати), ты бы с ним никогда больше не здоровалась. Пришлось его провожать до дома и сдавать на руки родственникам. Я, конечно, тоже выпил, но совсем немного. Так что прости меня, милая, я тебя люблю.
Видимо, я слишком увлекся внутренним монологом и не заметил, как кто-то подошел ко мне сзади и сильно ударил по голове. Придя в себя, я провел рукой по волосам. Липко. Осторожно приподнимемся – вот так. Не видно ни-че-го. Покачиваюсь и стараюсь найти опору. Автоматически ощупываю карманы. Так и есть – портмоне нет. Денег там было немного, но все равно обидно. Еще и документы придется восстанавливать. Ругаюсь вполголоса. Странно, мне казалось, что я произнес слова вслух. Повторяю громче. Ничего не слышу. Еще громче. Изо всех сил. Я ору так, что меня начинает тошнить. Когда человеку страшно, он кричит. Твой голос – это сирена, которая дарит тебе ощущение безопасности: тебя услышат и придут на помощь. А если ты нажимаешь на кнопку, а сирена молчит? Гадкое чувство.
Кто-то осторожно касается моего плеча. Я шарахаюсь в сторону и падаю, затем оглядываюсь, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь в этой кромешной тьме. Опять прикосновения. Я сопротивляюсь изо всех сил, но меня удерживают. Жду ударов, однако меня вроде бы никто не собирается бить. Напротив, меня, судя по всему, успокаивают. У них не получается. Наверное, уже тогда я понял весь ужас своего положения, но отказывался в него верить.
Итак, мне все еще тридцать лет. У меня по-прежнему все впереди, но не совсем так, как я предполагал до этого. Случается иногда, что вот только вчера ты разбил машину, а на следующий день взял да и сломал себе ногу вдобавок, поскользнувшись на ступеньках. Неприятно. Говоришь себе: ну, что за полоса невезения такая. Так вот, я умудрился за один раз ослепнуть и оглохнуть – и правда, зачем тянуть? Бах – и вокруг тебя темная тихая ночь. Навсегда. И тут же ты начинаешь понимать, какой красивой может быть музыка или насколько потрясающе выглядит только что проснувшаяся женщина, хотя сама этого не осознает. Глупая.
Нет, моя семья не оставила меня. Меня поддерживали, когда я напивался до беспамятства. Спасали, когда пытался убить себя. Успокаивали, когда я выл от безысходности. Наверное, это было довольно мерзко. Все входили в мое положение – с сочувствием, нужно полагать. И теперь я благодарен им за это. Все-таки хорошо, что мы есть друг у друга. Приятно осознавать, что мы – особенные. Почему-то хочется верить в то, что другие в аналогичной ситуации повели бы себя хуже. Кажется, это называется гордыней. Пусть так.
Со временем я успокоился. Мы с женой научились общаться. Сначала я не мог заставить себя использовать голос, у которого не было звука, но, в конце концов, справился. А слышал я, когда она водила моей рукой по поверхности стола, старательно выговаривая «я тебя люблю» или «уже поздно, пора спать». Позже мы стали использовать письма на ладони. А вот с техникой Брайля я, к сожалению, так и не разобрался. Родственники считают, что у меня просто недостаточно силы воли. Может быть, они правы. Когда-нибудь я обязательно займусь самообразованием, но пока у меня есть другие дела.
– Что происходит в мире, дорогая?
Странно, но я стал интересоваться многим только после того, как потерял возможность получать информацию самостоятельно и в любое время.
– Все хорошо. Говорят, что уровень жизни у нас повысился, а у наших соседей – упал.
Со мной стараются говорить простыми предложениями – чтобы не приходилось много писать. Это раздражает, но я привык и давно не обращаю на это внимания.
– А он повысился?
– Не знаю. Зарплата не менялась. Вроде цены выросли немного. Я не считала.
Вот так. Забавно. Ну, раз говорят, что стало лучше, значит, так оно и есть. К тому же если я глухой, то жена-то вроде слышит прекрасно.
– Милая, ты мне недавно говорила, будто у нас стадион достроили – помнишь, в новостях об этом рассказывали?
– Да. Говорят, достроили.
– Так ты сама-то видела? Какой он? Красивый, наверное?
– Там еще все перекопано. Подойти сложно.
– Так вроде бы новость была о том, что успели объект к сроку сдать, разве нет?
– Да, сдали его.
– Так как сдали-то, раз там подъезда нет?
– Не знаю. Журналисты говорят, что там очень красиво. Я сама не видела.
Хм… Ну, раз говорят, значит, так и есть. У них ведь есть глаза, в отличие от меня. Хотя странно это все.
– А что там с нашей армией? Помню, была напряженная ситуация в регионах.
– Все в порядке.
– То есть обошлось?
– Нет, воюют, но все хорошо.
– Как ты можешь так говорить? Если война, то это в любом случае плохо!
– В новостях говорят, что жертв нет. У них продовольствие заканчивается, они скоро сдадутся. И все станет, как раньше.
– Да? Удивительно. Ну, раз так, то и замечательно. Ты меня держи в курсе дел, пожалуйста. А то как-то не хочется отставать от жизни. Просто помни, что меня это интересует, ладно? Внимательно слушай новости. Теперь ведь ты – мои глаза и уши.
– Конечно, милый. Кушай, а то остынет.
Как это замечательно – играть в глухой телефон с глухим. Впрочем, разницы почти никакой. Первый сказал второму «А», тот передал «Б», которое превратилось во что-то еще. Самое смешное в этой игре то, что первоисточник прекрасно понимает: сказанное им и так будет искажено – и все равно старается проговорить свою часть максимально быстро, чтобы усугубить ложь на выходе. Зачем?
Я не знаю, о чем думает моя жена. Возможно, я и не хочу этого знать. Не вижу, во что она сейчас одета. Не слышу, с кем и о чем говорит. Мир уменьшился до размеров размаха моих рук и в то же время стал таким глубоким, что если начать в него падать, умрешь прежде, чем достигнешь дна. Хорошо это или нет – я пока не разобрался. С одной стороны, сложно найти смысл в бесконечности, если нет стен. С другой – правила таким, как я, не писаны. Действительно, что возьмешь с немощного? Я могу совершить любую глупость – и меня оправдают, ссылаясь на то, что я не отдавал себе отчет в своих действиях. Наверное, это и есть счастье: безнаказанность, оправданная тем, что виноват кто-то другой. В моем случае это тот, кто сделал меня таким. Выходит, я должен благодарить его за то, что имею. За мое будущее, которого не случилось, но в котором, будь оно у меня, все получилось бы. Кто-то сказал однажды, что мы сами строим свою жизнь. Осталось научиться получать удовольствие от вседозволенности, когда ничего не запрещено, но и сделать ты ничего не можешь. Ползком наощупь – от кирпичика к кирпичику.