Во всю ивановскую (сборник рассказов)
Шрифт:
— Вели дать счет.
— Э! — Я щелкнул пальцами. — Дай счет, японец хочет посмотреть.
Видно было, бармен струсил. Он сверился с записной книжкой, просчитал на электронной машинке и подал счет. «Господин Накамура» долго научал цифры. Я поймал себя на том, что пристукиваю подошвой в такт бразильской самбе.
— Скажи, что я доволен, и вели дать сухое вино и фрукты.
— Господин Накамура доволен подсчетом и велел дать вам четыре процента чаевых. Также с собой холодное сухое вино и свежего сыра.
Бармен,
* * *
Еще забыл сказать, что в эти дни меня спасал индийский чай, которым снабдили в Иркутске. Чай был россыпью в красивой жестяной банке с рисунками различных парусников. Изображались гонки парусных судов, везущих чай из Индии в Англию. Вернувшись в номер, я стал готовить чай от которого Толя заранее отказался. Мне же все равно было не уснуть — на моем Байкале наступало солнечное утро, а здесь, в Риге, это была последняя ночь. Высплюсь в поезде.
Толя при свете ночника правил стенограмму своего выступления и благосклонно слушал мои комплименты его игре в бизнесмена.
— Слушай, — сказал он, — тебе надо обязательно выправить стенограмму. В твоем выступлении сплошные пропуски.
— Еще бы иначе. Мое безукоризненное вятское произношение и латышские стенографистки. Не буду я править: все равно в архив.
— Но взгляни — критик полностью перепахал свои выражения.
— В какую сторону?
— В нейтральную.
— Ах! — сказал вдруг я без всякой связи с разгово-
ДО ром. — Вот вернусь и Москву — все дела запущены, перед всеми виноват, всем должен, перед женой, детьми стыдно, а ведь вот знаю, что надо будет непременно на родину, иначе — хана. Хоть на неделю! Боже мой! Раньше шел по селу, уже по одному дыму знал, какими дровами топят. Ведра брякают, за селом далеко костер горит. Ах, а в институте так тосковал по своему говору, ехал на Ярославский вокзал, сидел там или в очереди встану за билетом и просто так стою. Не слова слушал, не смысл — тональность. А уж когда в свой поезд садился — все, как на территорию другую попадал…
В дверь постучали.
Я пошел открывать. Два часа ночи, кому мы понадобились? Сердце екнуло — боюсь ночных звонков, боюсь телеграмм.
За дверью стояла… знакомая из ночного бара.
— Ого! Как это ты нас вычислила?
— Японец тут?
— Да.
— Як нему. Он меня звал. Я думала, он один.
— Толя, к тебе, — сказал я, поворачиваясь.
Девица входила в центр события.
Зазвонил телефон.
— Да, — сказал Толя, но вдруг напрягся и заговорил не по-русски. — А это тебя, — сказал он мне, зажимая микрофон трубки и мне ее отдавая.
— Слушай, —
— Вообще-то, мы спать уже собрались, — я понял, что говорю с барменом. Девица тем временем села в кресло и, объясняясь жестами с Толей, велела дать ей закурить и открыть вино. — Спать уже собрались, Вообще-то.
— Ну какой сон? Мы так прикинули, что в Стране восходящего солнца уже день, люди уже у станков. И ему пора. Мы зайдем на пару минут, ты немного попереводишь, девчонкам же интересно, я им похвалился. Тут западных туристов навалом, а японец — редкость.
— Подожди. — Зажав трубку, я сказал: — Господин Накамура, тут еще к тебе напрашиваются.
— Хватит к нему, — совершенно осмысленно сказала девица. — Если тебе надо, ты и свистни к себе, а с ним буду я.
— Слушай, — сказал я в трубку, — в самом дело очень поздно, надо поспать. Завтра трудный день.
— Старичок, мгновение уйдет.
— Будут другие.
— Это уйдет.
Я промолчал.
Толя наливал девице вино, та щурилась на меня, ожидая действия.
— Так как? — спросил бармен.
— Завтра! — сказал я.
— Ты все-таки черкни там где-нибудь телефон. Спросишь Адика. Не Эдика, Адика, понял?
— Не Эдуарда, а Адольфа, так?
— Точно!
Он продиктовал номер, и мы простились.
Девица пила вино и спрашивала Толю, так же или не так же танцуют в Японии.
— В этом мы уже сблизились, — отвечал Толя. — Танцуют точно так же. Правда, там еще сохранилась чайная церемония, но это пройдет.
— А ты хорошо говоришь — зачем нам переводчик? — спрашивала девица, сурово на меня глядя.
Тут я не выдержал и сорвался:
— Толь, выгони ее к такой-то матери!
— Он меня звал, — заявила девица.
— Я? Тебя? — изумился Толя.
— Кто же ключом стучал и номер показывал, кто? Тут-то до нас и дошло, как девица истолковала жест
Толи, когда он нетерпеливо барабанил ключом о стойку, тут-то и этот Ад и к рассмотрел номер на ключе. Так что ларчик просто открывался.
Девица, еще посидев, все-таки уколесила.
Пока я убирал со стола, проветривал номер, умывался, Толя уснул.
Ну вот что было делать — сон не шел ко мне настолько, что было бессмысленно ложиться. Так я и сидел, глядя на ночной город, на освещенные часы на башне вокзала. Как странно, думал я, через сутки будет поезд, там Москва, там дом, дети, дела. Да! Мне же жена положила в дорогу нераскрытые письма, чтобы я нашел время их прочесть и, может быть, ответить. Было холодно от окна, я надел куртку и достал писька. Но не читалось. Одно я отложил на потом, увидя самодеятельные стихи, другие вскрыть не было сил.