Водная пирамида
Шрифт:
«Партия отправляет Вас на строительство Беломорско-Балтийского канала», — сказал мне председатель в приказном тоне.
Холодные мурашки пробежали по моему телу. Я вмиг почувствовал себя и обвиняемым, и осужденным. Редко кто возвращался живым с этой стройки. В каком бы качестве туда человек ни отправлялся, назад ему пути не было. Но я все-таки собрался с духом. Тот факт, что моя миссия была связана с угрями, давал мне лучик надежды. Наблюдая за миграциями угрей, я, возможно, получу шанс спастись. Между тем я все еще не мог понять до конца, что мне предстояло делать…
Ни Отец, ни Цветан Горский не ожидали такого поворота в рассказе Игоря Лозинского. Он же, налив себе из самовара еще
— Так вот, мои дорогие балканцы, в тот момент, находясь в Кремле, я не смог понять, как дело дошло до моей высылки в ГУЛАГ. Может, кто-то меня подставил из-за мелкой мести, или я оказался в списке неугодных «белых», и пришел мой черед понести наказание, я так и не сумел это установить. Я отдался в руки судьбы, которая была мне уготована. И уехал…
17
В то время, как Отец слушал Игоря Лозинского, в его сознании перелистывались новые страницы его Истории Балкан сквозь призму падений империй. Неужели и угри сыграют теперь какую-то роль в установлении Империи сталинизма на Балканах? Прокомментировав вслух высказывание Игоря Лозинского об апофеозе сталинизма, больше для себя, но все-таки так, что было слышно другим, Отец сказал:
— Если прервется путь озерных угрей, это будет означать, что и здесь воцарилась Империя сталинизма.
— Именно так, друг мой, именно так. Трудно даже себе представить, что произойдет тогда в этих краях. Если провести параллели, можно предположить, какие страшные события вскоре случатся…
То, что из-за отцовского вмешательства разговор немного отклонился от нити рассказа Игоря Лозинского, в сущности, только усилило желание Отца и Горского как можно глубже постичь опыт их русского товарища, чтобы на его основании найти выход, спасение для людей и земель, которые мог завоевать сталинизм.
И Отец, и Цветан Горский имели обрывочное представление о неуемном желании Сталина, пусть ценою больших жертв, построить канал и соединить Белое и Балтийское моря для того, чтобы догнать Запад, который, по его подсчетам, ушел вперед на семьдесят лет.
И тут, как и в своей Истории Балкан сквозь призму падений империй, Отец сталкивался с болезненным вопросом эволюции и скачков в истории. Империи становились великими после того, как устанавливался и существовал продолжительное время новый порядок, который поддерживался новой армией. В подтверждение этой мысли Отец приводил пример прочности порядка за счет янычарства — чем немощней был режим, чем менее способен к тому, чтобы развиваться действительно эволюционно, двигаться к апофеозу соединения разорванных нитей, тем крепче у новых победителей становилось желание навязать обществу эту ненастоящую прочность, эту фикцию истинной, органичной гармонии.
Так вот, Сталин хотел преодолеть этот разрыв, перескочить эту бездну огромным прыжком, пусть ценою жертв, ради великого и светлого будущего. Фараон хотел построить свою водную пирамиду! Подобные идеи возникали от времен фараонов до сталинских и маоистских времен. И, по мнению Отца, не случайным было то, что главою нового строительства становился новый диктатор — новый янычар, каким был Сталин.
Слушая, что Игорь Лозинский говорил про Сталина и его ошибки, в голове Отца возникала типология балканских диктаторов — янычар, которые предопределили падение собственных империй. Отцу на основе его познаний было ясно, что привитый к еще не до конца высохшему древу Оттоманской империи запоздалый сталинизм, принесет на Балканы ужасные плоды.
Игорь Лозинский прервал ход отцовских мыслей:
— Не было предела безумию замыслов Сталина, страна была превращена
Но — по порядку, что произошло перед тем, как дело дошло до Беломорского канала, который должен был связать Белое и Балтийское моря, до самой большой ошибки Сталина, равной безумию.
Наступали тяжкие тридцатые годы — апофеоз сталинизма в России. Поскольку у Сталина не было того критического подхода, который все-таки был у Ленина и его сторонников, то Сталин решил пойти до конца — все или ничего, добиться триумфа коммунизма любой ценой, пусть и пожертвовав жизнями миллионов людей. Сначала свою цену заплатили кулаки. Потом последовала индустриализация — цена была еще большей. Плановое хозяйство показало свои недостатки. Поражение было неизбежным. Сталин начал искать «беса» в душах людей. Разоблачали «саботажников», велась настоящая война против строителей. Продолжалась агония жертвоприношения…
Слушая Игоря Лозинского, отец размышлял о генезисе и циклах приношения в жертву людей, на которых держались империи, получая новые доказательства своего тезиса о том, что все империи схожи в своих крайних мерах, огромных ошибках, когда ценою поражения являются невинные жизни тех, кем пожертвовали ради идеи. Так было во всех империях на Балканах. Отец мог привести много примеров, подтверждающих мысль Лозинского, но воздержался.
Отец, несмотря на то, что его мысли уходили немного в сторону от рассказа Лозинского о Беломорском канале, с нетерпением ждал от него новых доказательств абсурдности строительства сталинской водной пирамиды. Он понимал, что они подтолкнут его к принятию решения — уехать, раз сталинизм подбирался к Балканам со всех сторон и искал себе новые жертвы. Игорь Лозинский словно угадал его мысли:
— И так начал осуществляться один из самых абсурдных приказов Сталина — построить «водный путь», который соединил бы Балтийское и Белое моря: путь пролегал по реке Свирь вдоль Ладожского озера, доходил до города Повенец на крайнем севере, до Онежского озера, а конечным пунктом Беломорско-Балтийского канала был небольшой портовый город Беломорск на берегу Белого моря.
Канал должен был быть длиной в двести двадцать семь километров, тридцать семь из которых составляли искусственные каналы, связывавшие сто девяносто километров рек и озер, с девятнадцатью шлюзами, которые поднимали уровень воды до необходимого для судоходства, с сорока девятью насыпями и пятнадцатью плотинами. Основной целью строительства канала было сократить на четыре тысячи километров путь между Санкт-Петербургом и Беломорском. В этой игре цифр стратегически Сталин имел целью догнать и перегнать Запад, забыв о числе невинных жертв. А их число к моменту постройки канала составило около трехсот тысяч. Могилы жертв никогда не были найдены. Из тысяч заключенных, которые работали на постройке канала, половина были осуждены за «контрреволюционную деятельность». В строительстве участвовало много крестьян, жертв насильственной коллективизации. Ирония судьбы — у них отобрали землю, а заканчивали они свои жизни в водяных гробницах. Самым трагичным было то, что канал длиною в двести с лишним километров должен был быть построен за двадцать месяцев.
Диктатор Сталин предусмотрел, что канал будет стоить недорого. Дешевое строительство. Дьявольский расчет. Рабочие руки бесплатные. Более того — они заменят бульдозеры, краны. Голыми руками будут выкорчеваны деревья, при помощи тысяч одноколесных тачек будут проведены все необходимые работы на местности.
И так Сталин, опираясь на человека и только на человека, заставил людей, как несчастных Сизифов, катить камни в гору. А ведь будь там хотя бы малое количество техники, было бы спасено много жизней. Но кто тогда думал о людях!