Водная пирамида
Шрифт:
Музей они делают! И тут без палки не обойтись. Еще начнет распространять этот проклятый Горский заразу — белогвардейские идеи того русского ученого, который недавно умер. Прости, Господи, его душу за то добро, что он сделал, но зачем ему надо было водить дружбу с албанским эмигрантом с неясным прошлым? Сомнительные элементы! Заговор планировали? И пусть все о них говорят — хорошие люди, но слишком уж они скрытные, а скрытные разве могут быть хорошими? Нет, партия должна держать их на прицеле! Поэтому сейчас, именно сейчас, не место им на озерных работах, на строительстве гидроэлектростанции…»
Так шел Ягулче Дримский, размышляя обо всем этом,
Наконец Ягулче дошел до дома. У ворот его встречала жена. В доме горел свет, а вокруг было темно. Она ждала его, бедная, целый день, а потом и ночь. Ягулче Дримский вздрогнул. Он забыл отправить курьера из общины домой. Чтобы тот хоть сказал ей, что все закончилось хорошо, что он получил новое назначение. Таким был Ягулче Дримский, когда дело касалось партии. Партия была превыше всего, важнее, чем эта несчастная женщина.
Ягулче Дримский крепко обнял жену, поцеловал в губы. Такого он никогда не делал на улице. Она, растерявшись, глядела не на мужа, а на окна соседей, не видят ли их чужие глаза. Ягулче Дримский подхватил жену на руки и внес в дом. Как когда-то. В первую брачную ночь…
24
На рассвете нового дня Ягулче Дримский, бодрый и свежий, одетый по-праздничному, с медалью в кармане, чувствуя себя другим, новым человеком, отправился в свою контору. Сначала он зашел в Общину, а потом и в ЦК партии, который размещался в зданиях, находящихся по обе стороны реки. В Общину он пришел первым, а в ЦК уже был на своем рабочем месте секретарь Трим Тоска. Сказавшись ему, Ягулче зашагал в гостиницу. Гости были на завтраке. Он поздоровался со всеми и сел рядом с секретарем Сретеном Яворовым, напротив экспертов из Министерства городского планирования.
За кофе Ягулче вступил в бурный диалог с товарищем Яворовым, довольный тем, что тот время от времени одобрительно похлопывал его по плечу. Ягулче считал эти братские похлопывания, полагая, что они наверняка помогут ему укрепить свои позиции в городе, а может, откроют ему путь и к какому-нибудь посту в республиканском руководстве. Ведь и там, в столице Республики, имелась река, которая впадала в море. Хотя Ягулче спокойнее было у глубоких, неподвижных вод Озера. Быстрые воды слишком далеко уносили его воображение.
Секретарь Трим Тоска, встретив гостей во главе с Ягулче Дримским у входа в здание ЦК, повел их в актовый зал. На стене, над широким письменным столом, накрытым зеленым сукном, были повешены новые лозунги:
Со Сталиным в коммунизм!
Вода, свет, будущее!
Тито, Сталин, будущее!
Столы были расставлены в виде круга. За ними уже сидели местные представители власти, гидроинженеры, эксперты и другие. Одним из последних в зал вошел Цветан Горский. Увидев его, Ягулче изменился в лице, истолковав опоздание Горского как мелкую провокацию. Ягулче так и не понял, кто пригласил Цветана Горского на заседание. Этого он не смог узнать даже у Трима Тоски.
Трим Тоска был искренним и открытым человеком, всегда говорил правду, но мог и не сказать — промолчать. Ягулче Дримский подумал, что кто-то из Республики стоит за Цветаном Горским, да и не его это дело, копать, где не надо. А тем более — в воде.
Сретен Яворов занял центральное место, Трим Тоска сел справа,
Все было, как на суде — на большом судебном заседании относительно судеб Озера, угрей, природы, и в меньшей степени людей, к примеру, Цветана Горского. Горский чувствовал себя так, как будто был обвиняемым и подзащитным в одно и то же время. Он должен был быть и адвокатом, чтобы защищать себя. Небольшую надежду на добрый исход событий вселяло в него присутствие в зале гидроинженеров, экспертов и других специалистов, хотя он сомневался в том, что они займут сторону науки, а не политики.
Цветан Горский сожалел, что рядом с ним не было в тот момент настоящих ученых, влюбленных в Озеро. Он был единственным биологом, присутствовавшим на заседании. Цветан чувствовал свою ответственность, ведь он представлял здесь знания, школу своего великого учителя Игоря Лозинского.
В то тяжелое сталинское время существовала некая не декларируемая, скрытая солидарность людей с Игорем Лозинским, Цветаном Горским, с их делом и миссией. Именно эти анонимные сторонники Лозинского и Горского и помогли спасти коллекцию экспонатов флоры и фауны Озера от гибели в тех страшных условиях, когда из-за одного только слова можно было лишиться головы.
Ягулче Дримский знал многих из них. Держал их на прицеле. Когда будет нужно… Но — пока еще рано… Надо подождать… Он отлично понимал, что людей связывают родственные, дружеские, соседские отношения — один другому сват, брат и так далее. И что, как ни сильна была власть партии, легко они не отступят. Все это Ягулче было хорошо известно.
Раздался голос Сретена Яворова. Он объявил, что после своей вступительной речи он предоставит слово экспертам и гидроинженерам, а в конце — Цветану Горскому. Ягулче рассчитывал услышать и свое имя, хотя он не представлял, что бы он мог сказать. Он хотел выступить, это было сильнее его. Разве не он открывал все собрания в городе? Хотя умом Ягулче понимал, что пока ему лучше посидеть и послушать, сказать он еще успеет.
Сретен Яворов говорил другим голосом, чем вчера — не так громко, менее патетично и революционно, но достаточно прямо. Сверху ему была дана директива, как себя вести. Не мог он в данном случае привлекать людей на свою сторону ни кнутом, ни пряником. Это не годилось. Он должен был говорить более конкретно, по главным пунктам плана, с учетом обстоятельств. Были среди присутствующих умные люди, ученые. Да и сам он был по профессии экономистом, специалистом по плановой экономике, как того требовало время.
И хотя директива есть директива, Сретен должен был не перегнуть палку. Эта встреча не была обычным партийным собранием, на котором нужно было выступить с речью — и не важно, услышали тебя люди или нет, никому от этого ни жарко, ни холодно. Сретен Яворов понимал, что на этот раз ему надо вести себя осмотрительно. Должен был взять верх спокойный ход собрания. Нужно было, чтобы присутствующие высказали свои соображения, а в итоге — чтобы они одобрили проект возведения электростанции и плотины. Решение о строительстве гидроэлектростанции было уже принято за основу на самом верху, но нужно было, чтобы и ученые его поддержали. Сретен Яворов громким ровным голосом читал свой доклад: