Водоворот чужих желаний
Шрифт:
Дома, обнаружив, что русалки нет, Орлинкова не поверила самой себе. К счастью, муж еще не вернулся, и она поехала обратно и допоздна ходила вокруг дома Вотчина, осознавая, что это может быть опасно, но не в силах остановиться. Безрезультатно. В машине она пыталась заплакать, но не смогла. Слез не было. Было только удивление и тупая боль оттого, что ее второй шанс на счастье окончательно потерян, и отныне исправить это невозможно. Все, что она сделала, было сделано зря.
Эмма Григорьевна встала, одернула пиджак.
— В понедельник
— Эй, вы куда собрались? — Здоровяк перегородил ей дорогу.
Орлинкова надменно взглянула на него.
— Вы собираетесь задержать меня? С какой стати? Вы что, представители милиции? С дороги!
Бабкин нехотя отступил в сторону. Эмма Григорьевна прошла мимо молчавших людей, отметила краем глаза, что ее «девочки» в соседней комнате сидят неподвижно, как истуканы.
— Мы… мы так и отпустим ее? — не поверила Катя. — Макар, Сергей, что вы стоите?! Она же убийца!
— Мы не имеем права задержать ее, — пожал плечами Илюшин. — Все, что мы можем, — это предоставить всю найденную информацию следователю. Но реальных доказательств нет и, возможно, не будет.
— Мы знаем, что она совершила преступление, — зло бросил Кошелев. — И можем задержать ее до приезда милиции. Она же сбежит!
— Вы ее задержите? — Макар искоса взглянул на шефа «Эврики». — Попробуйте, если хотите.
Они поспешно вышли из кабинета и обнаружили Орлинкову возле лифта в конце коридора. Она не смотрела в их сторону.
— Ну что? — спросил Бабкин. — Игорь Сергеевич, вы еще успеете ее задержать.
Кошелев взглянул на него, затем на Макара, выругался и махнул рукой.
— Фаина Григорьевна! — неожиданно позвал женщину Илюшин. — Послушайте, у меня к вам только один вопрос!
Услышав обращение, Орлинкова застыла, но затем повернулась к Макару с непроницаемым лицом греческой статуи. Парень сделал несколько шагов по направлению к ней и остановился, показывая, что не собирается ее преследовать.
— Что бы вы загадали? — громко и весело спросил он. — Неужели вы двадцать лет не могли исполнить свое желание и вам нужна была русалка? Или придумали что-то новое?
Двери лифта открылись, но Орлинкова не зашла внутрь.
— Загадала бы быть принцессой, а не лошадью, — ответила она, не повышая голоса, но Макар ее услышал. — Всю жизнь бы перекроила. Жизнь-то моя была беспросветная, что в Кудряшове, что в Москве. Жалко, с судьбой не поспоришь.
Она шагнула в лифт, и двери за ней закрылись.
— Может быть, и поспоришь, — пробормотал Илюшин, вспоминая ровесницу Орлинковой — Наталью Котик, счастливую со своими мальчишками, мужем и котами.
Ближняя к нему дверь распахнулась, и мрачная квадратная женщина в черном вывалилась в коридор.
— Что за столпотворение… — начала она, метнув негодующий взгляд на Капитошина и Катю, но заметила за ними Кошелева и осеклась. — Что происходит?
— От нас только
— Кто ушел? Какой сотрудник? Кого угробил?
Игорь Сергеевич вкратце объяснил, кто ушел и почему. Алла Прохоровна недоверчиво посмотрела на него, думая, что ее разыгрывают, но лица стоявших вокруг сотрудников были серьезными.
— Орлинкова? — с ужасом повторила она. — А я-то…
Она хотела сказать, что собиралась заключить с Эммой Григорьевной пакт о взаимопомощи в деле выживания Викуловой из коллектива, но вовремя опомнилась. Та самая Викулова, которая выводила ее из себя, стояла в двух шагах от нее и смотрела своими большущими карими глазами на Капитошина. «Совсем из-за него голову потеряла, — мысленно фыркнула Шалимова, испытывая удовлетворение хотя бы от того, что Викуловой предстоит лить напрасные слезы по красавцу — все знали, что Таможенник не заводит романов на работе. — Ничего, милочка, тебе только на пользу будет пострадать немного. А то все слишком легко у тебя в жизни получается».
Но, к ее удивлению, Таможенник обернулся к девчонке и сказал:
— Катюха, я могу подвезти тебя до той квартиры, которую ты договорилась посмотреть. Игорь Сергеевич, у нас рабочий день закончился?
— Закончился, — сделав паузу, согласился шеф. — Надеюсь, таких рабочих дней у нас больше не будет. Да идите уже, идите.
Ошеломленная не меньше, чем остальные сотрудники, Алла Прохоровна слышала, как Капитошин сказал Викуловой:
— Я тебя в машине жду. Давай, собирайся.
И пошел за верхней одеждой и ключами, насвистывая о Катюше, выходившей на высокий берег.
Ехали они медленно, то и дело застревая в пробках. Возле книжного магазина Капитошин остановился.
— Подожди, пожалуйста, я себе одну книжку хотел купить на выходные, — попросил он.
Катя осталась в машине. Она сидела, рассматривая витрины магазинов, которые уже украсили перед Новым годом, и слушая шум машин. Улицу сверху перекрывал огромный плакат. «С Новым годом!» — было написано на плакате в окружении снежинок, а под восклицательным знаком стоял улыбающийся снеговик, на голове которого вместо ведра была отчего-то нарисована кастрюля.
Катя улыбнулась и поймала себя на том, что ей нравится и шумная улица, запруженная сигналящими машинами, и яркие витрины с мохнатыми гирляндами, и дома, на которые падает неторопливый снег. Она больше не испытывала ненависти к этому городу, который оказался лишь отражением того, что происходило в ее душе.
«Все будет хорошо, — думала она. — Мне почти все равно, что станет с ними — с Артуром, Седой, Дианой Арутюновной… И с Эммой Григорьевной. Я хочу наконец-то жить своей жизнью, а не чужой. Только для своей жизни нужно кое-что исправить, даже если кажется, что признаться во всем невозможно».