Воды текут, берега остаются

Юксерн Василий Степанович

в таких надежных руках,—и Баудер, взглянув на

Малыгина колючим взглядом, натянуто улыбнулся.

Час спустя по Биляморской дороге мчались легкие

санки, только снежная пыль завивалась позади.

В санях, завернувшись в шубу, сидел Баудер,

кучер погонял лошадей и мурлыкал под нос какую-

то песню.

Впереди' показалась черная фигура. Это Потап

Силыч,- кляня все на свете, плелся в родную деревню,

о которой не вспоминал более

сорока лет. Он

шел, глубоко задумавшись, поэтому не услышал

пронзительного скрипа полозьев у себя за спиной,

не посторонился. Лишь когда конец оглобли ударил

его по затылку, он громко вскрикнул и замертво

рухнул в сугроб. Кони промчались мимо.

—Что такое? —недовольно спросил Баудер ямщика,

отгибая воротник шубы.

—Какого-то прохожего мужика в сугроб

столкнули, Владимир Федорович,—ответил тот.— Остановиться разве, поглядеть, не зашибся ли?

—Что ему, вахлаку, сделается! —махнул рукой

Баудер.—Погоняй!

Г л а в а XVI

ШКОЛА НА З МКЕ

Баудер, приехав в Уржум, даром времени не

терял. Побывал в земской управе, побывал в полицейском

управлении. Рассказал о беспорядках в

школе, обвинив в них Малыгина.

—Мне известно, что Малыгин распространяет

идеи социалистов среди крестьян, значит, и ученикам

дух бунтарства внушил он же, больше некому.

Хотя, по словам бывшего надзирателя нашей школы,

еще нартасский мельник ведет себя очень подозрительно.

Да и с Малыгиным они приятели. Видно,

неспроста.

Через два дня Малыгин и Матвей были арестованы.

Их обоих выдернули из-за праздничного стола:

Матвей и Окси собрали застолье, чтобы отметить

рождение своего первенца, названного ими Василием.

Праздновали в Оксиной избе. Среди гостей, кроме

Малыгина и девушки-фельдшерицы, были Васли

и дед Ефим. Но старик, посидев немного, стал

прощаться; Васли вышел его проводить, но потом

уговорил остаться ночевать у него на мельнице.

Поэтому об аресте Матвея и Малыгина Васли

и дед Ефим узнали только наутро, когда на мельницу

с ребенком на руках прибежала заплаканная

Окси.

Услышав новость, Васли растерялся. Потом

вспомнил: ученический комитет! Вот куда надо сообщить

о случившемся.

А тут еще дед Ефим посоветовал:

—Васли, останови мельницу. Пойдем в школу,

расскажем всем, что случилось, надо подумать, как

теперь быть.

Мнения ребят разделились.

Одни считали, что нужно дождаться возвращения

Баудера и потребовать у него, чтобы

он вступился

за учителя и мельника перед властями. Другие

уверяли, что это пустое дело, потому что Баудер

пальцем ради них не шевельнет. Никому и в голову

не приходило, что оба арестованы по его доносу.

Кто-то предложил послать в уезд делегацию

от школы.

Тогда Васли сказал:

—Делегацию послать надо, только не от одной

школы, а включить в нее и взрослых. Ведь дядю

Матвея и Гавриила Васильевича хорошо знает вся

округа. Взрослых скорее послушают, чем нас. Дедушка

Ефим, поедешь в уезд как представитель

от деревни Большая Нолья?

—Поеду,—сказал дед Ефим.

В состав делегации включили Ваню Ислентьева,

Васли Мосолова, Лайдемыра Диомидова, деда Ефима

и Окси.

—Ребята,—сказал Ислентьев,—мы должны соблюдать

образцовый порядок, чтобы у администрации

не было причин обвинить нас в бесчинствах.

Ученический комитет распределил между всеми работу.

Выполняйте ее добросовестно.

Ребята разошлись, одни пошли в кузницу, другие

в столярку, третьи в хлев. В общежитии остались

только трое делегатов. Дед Ефим отправился в

Большую Нолью за лошадью, Окси пошла к подруге,

чтобы оставить у нее ребенка.

Ислентьев, Васли и Лайдемыр сидели и тихоуько

беседовали.

—Вы тут чего расселись? —вдруг раздался грубый

окрик. Оглянулись —в дверях стоял Прокудин.

Этот учитель, хоть и совсем недавно приехал в

Нартас, сумел стать правой рукой Баудера. Ученики

‘ сразу же невзлюбили его за грубость — он не брезговал и рукоприкладством —и дали ему

прозвище Кагбй, что значит <<Беззубый>>. Внешность

у Прокудина была самая нерасполагающая: гнилые

зубы, широкое плоское лицо, на голове не волосы,

а какая-то кабанья щетина.

Теперь, с отъездом Баудера и арестом Малыгина,

Прокудин остался главным начальством в школе.

—Легок на помине,—пробормотал Ваня Ислен-

тьев и, обратившись к Прокудину, сказал: — Николай Семенович, мы тут как раз только что

говорили, что нужно пойти попросить у вас лошадь.

—Зачем? —нахмурился Прокудин.

—Мы должны уехать в Уржум хлопотать

за Малыгина и Рубакина.

Прокудин сделался туча тучей.

—Никуда вы не поедете! Я не разрешаю.

И лошадь не дам.

—Мы не нуждаемся в вашем разрешении,— отрубил Ислентьев.—Нас выбрали делегатами от

школы. Лошадь мы сами возьмем, нам ученический