Воды текут, берега остаются
Шрифт:
депо. Два дня в городе не было воды и
света, не ходили поезда. Молодежь устраивает уличные
демонстрации. Во время демонстрации был убит
ученик реального училища. Училище закрыто. Не
учатся в духовной семинарии и в фельдшерской
школе. Вчера прочла в <<Вятской газете>> о беспорядках
в сельскохозяйственной школе в селе Савали
Малмыжского уезда и опять вспомнила тебя. Что
творится в вашей Нартасской школе? Неужели все
тихо-мирно?
как забыть годы детства, учебу в Турекской школе...
Все это ушло безвозвратно, но забыть это невозможно>>.
Васли дочитал письмо, задумался. Вспомнилась
последняя встреча с Машей. Васли приехал тогда
домой на летние каникулы. Проходя по берегу реки,
он увидел девушку и даже не сразу узнал в ней
Машу, так она похорошела. Стройная, белолицая,
с русыми волнистыми волосами. Ее большие серые
глаза приветливо смотрели на парня. Васли смутился
и, кивнув, хотел пройти мимо, но она окликнула
его:
—Васли, куда ты спешишь?
Он остановился и, стараясь скрыть смущение, усмехнулся:
—A-а, гимназистка пожаловала? Ну здравствуй!
Маша посмотрела на него с каким-то грустным
упреком.
—Разве ты забыл, как меня зовут, что называешь
<<гимназисткой>>?
—Да нет, Маша, это я так...—пробормотал
Васли.—Ты не обижайся.
Они тогда поговорили немного и разошлись,
потом Маша прислала ему это письмо, на которое
он так и не ответил. Теперь же, когда вспомнилась
эта встреча, ему захотелось написать ей, и Васли,
взяв лист бумаги, принялся сочинять письмо.
С тех пор переписка с Машей заняла большое
место в его жизни. От Маши узнавал он новости
большого мира, ей изливал свою душу. Уже третий
месяц живет он дома, об открытии Нартасской
школы ничего не слышно, Васли, чтобы не сидеть
без дела и как-то скоротать время, плетет корзины
из ивовых прутьев. Читает книги, которые берет
в библиотеке, часто пишет Маше.
<<Нет никакого терпения,—писал он ей в конце
февраля,—школу все не открывают. Ты писала, что
в Вятском реальном училище начались занятия,
учатся в фельдшерской школе. Почему же нас так
мучают? Мне теперь на улицу стыдно показаться:
соседи смеются над отцом, думая, что меня просто-
напросто выгнали. Ведь не станешь же каждому
объяснять что и как. Я решил: подожду еще немного,
потом подамся в Вятку искать работу, хватит
болтаться без дела! Тогда и с тобой, может быть,
увидимся. Ты пишешь, что хочешь стать учительницей.
Дело хорошее
Завидую тебе, что ты учишься. А я завтра пойду
в Нартас, узнаю, не слышно ли чего о школе>>.
На другое утро Васли собрался и пошел. По
дороге зашел к деду Ефиму.
В избе застал одну полуслепую старуху.
—Бабушка, Ефим Тихоныч дома?
—Да уж три месяца, как исчез мой старик...— запричитала старуха.—Когда Нартасскую школу
закрыли и троих арестовали, надо, говорит, сходить
в Уржум, сказать начальникам, что напрасно хороших
людей арестовали. Ушел и не вернулся.
—Как же так? —растерянно спросил Васли.— Вы что же, не пытались узнать, что с ним?
—Сноха ходила в волость. Ей там растолковали.
Ваш старик, сказали, ревелсенер, ему место
в тюрьме.—Старуха заплакала: —Видать, помру,
так и не повидаю моего старика...
С тяжелым сердцем вышел Васли из дома деда
Ефима. Лишь на миг потеплело в груди, когда,
взглянув вдоль пустынной улицы, увидел он кусты
и деревца, посаженные им тут прошлой осенью.
Заиндевевшие, припорошенные снегом, они казались
большими белыми курами, сидящими в снежных
сугробах.
Выйдя из Большой Нольи, Васли зашагал в
Нартас. Там он прежде всего побывал у Прокудина.
Прокудин сказал ему, что мельницу думают пустить
только после половодья, мастерские закрыты
—заказов нет, на скотном дворе работников без
Васли хватает, так что он зря пришел.
Васли спросил:
—Когда школу откроете?
—Приказ будет —откроем, а приказа покуда
нет,—ответил Прокудин.
Тишина и запустенье встретили Васли на школьном
дворе. Все дороги и тропинки, ведущие на
школьный двор, замело снегом, замело и дорогу на
мельницу —ни одного следа.
Васли непреодолимо захотелось побывать на
мельнице. По глубокому снегу спустился он к Нолье,
поднялся на крыльцо. Дернул дверь —она была
заперта. Без особой надежды сунул руку за наличник
двери и радостно воскликнул:
—Здесь!
Ключ лежал на месте.
Войдя в пустой промерзший дом, Васли заглянул
в комнату Матвея. Обледеневшее окно, пустые доски
кровати, голый стол, одинокий стул.
Комната Васли была нетронута, как будто хозяин
оставил ее только вчера. Постель аккуратно
застелена, на столе книги и тетради. Лишь окно
такое же заиндевевшее, как и в комнате Матвея. От
дыхания пар ходит клубами.
Васли запер дверь, сунул ключ в условленное