Военное дело чукчей (середина XVII—начало XX в.)
Шрифт:
И. С. Вдовин считает, что противники, одетые в панцири, сначала перестреливались, когда же запас стрел выходил, чукчи сбрасывали неудобные панцири и сражались на копьях (см.: Богораз 1991: 208, примеч. ф; pro: Горелик 1993: 127). К сожалению, автор не уточняет источник своей информации. Впрочем в показании чукчи Хехгитита (1763) находим, что в бою аляскинские эскимосы раздевались, чтобы легче было увертываться от стрел противника (КПЦ. № 71: 186), но, судя по контексту, речь идет именно об особенности ведения боя американцами, на что и обратил внимание Хехгитит как на некий иноземный обычай (ср.: КПЦ. № 70: 183). В показании казака Л. Вершинина (1762) также утверждается, что жители Аляски сражаются голыми (Белов 1954: 184; ср.: Этнографические материалы. 1978: 89). Комментарий к этому мы найдем в рассказе малемютов залива Коцебу об их сражении с таревмютами с мыса Хоуп, которые подошли к полевому укреплению малемютов и стали вызывать их на бой (середина XIX в.): «В ответ некий Харларардлак появился из-за палисада. Он был обнажен до пояса. Враги посылали свои стрелы в него, но он прыгал вокруг так ловко, что они были не способны попасть в него; напротив, он смеялся над ними и собирал их стрелы. Затем он снова ускользнул в безопасность» (Rasmussen 1952: 67-68) [65] . Действительно, эскимосы, жившие у устья р. Юкон (икогмют), не использовали щиты, поскольку они просто уклонялись от стрел (Nelson 1899: 328; Fienup-Riordsn 1990: 155; 1994: 328; Burch 1998: 73).
65
Этот же случай, но в несколько иной записи, приводит и Э. С. Берн: «Через некоторое время невысокий мужчина по имени Алаакатлак вышел. Он крикнул тикигагмютам (Tikigagmiut): "Стреляйте в меня!" Он был обнажен, исключая только лисий нос на лбу и пояс с белым лисьим хвостом сзади, также он держал маленький барабан. Тикигагмюты стреляли в него, но промахивались, потому что он кружился очень быстро. Они вообще не попали в него, а он собирал стрелы, которыми они стреляли. Когда стрела падала, он брал ее. Когда он набрал полные руки стрел, Алаакатлак возвратился в укрепление» (Burch 1998: 105).
Азиатские эскимосы и чукчи также сражались в доспехах (Bogoras 1910: 185; ср.: Меновщиков 1950: 17; Burch 1998: 225). Корякское героическое сказание так повествует о столкновении оседлых коряков с о. Куутук с чукчами [66] в XVIII в.: «Приблизился тот вражеский отряд. Тотчас ымканцы вышли из своей крепости, в ближайшую тундру пошли, начали биться. …Кончились стрелы, копьями стали биться. Ымка сильно озлобился, бросил копье, вынул топор и бросился на врагов. Начал рубить вражеские головы костяным топором. Однако неправильно ударил, в открылок панциря засадил топор. Еще больше разъярился. Мотает из стороны в сторону врага, в открылке панциря которого завяз топор. Не может топор высвободить, поэтому вместе с топором и мотает врага. Изловчился враг, ударил Ымку копьем под мышку. Едва вытащил из раны копье. До того как умереть, Ымка еще десять врагов убил>> (Меновщиков 1974. № 148: 468-469). Данный пассаж достаточно ясно показывает нам элементарную тактику коряков: перестрелка, затем рукопашная. Причем герой даже метнул свое копье, по-видимому, не предназначавшееся для броска, а затем стал действовать костяным топором, поражая противника в голову, которая, несмотря на наличие у чукчей шлема, вероятно, часто была не защищена. Однако противник закрылся деревянным обтянутым кожей крылом панциря, где топор и застрял.
66
Так считает комментатор текста (Меновщиков 1974: 624, примеч. к № 147-148), однако противниками данного поселка могли быть и оленные коряки.
Итак, воин оставался в доспехе, сражаясь в рукопашной схватке копьем. Действительно, враги не дали бы своим противникам времени сбросить доспехи в бою. Разве что это делалось по взаимному соглашению, но подобных данных как будто нет. Напротив, А. Сгибнев (1869: 15), на основании архивных материалов, пишет, что перед сражением с казачьим головой А. Ф. Шестаковым на р. Егаче (1730) чукчи надели костяные куяки и, после того как казаки сделали выстрел, тут же бросились в атаку с копьями, то есть ничего не сняв. Кроме того, чукотские воины, изображенные на моржовых клыках, фехтуют на копьях в доспехах, видимо, последние им не мешают (Антропова 1953: 41-42; Табл. IX, 1, 2а, б; Широков 1968: Рис. 7; ср.: Тан-Богораз 1979: 43 (оседлые коряки); 57-59 (телькепские кочевые чукчи)). Да и на панцире (по-видимому, XVIII в.), точнее на его наспинном щите, из Музея культур в Хельсинки представлены воины в доспехах как стреляющие из лука, так и сражающиеся на копьях (Palsi 1983: 105, kuva 59). О сражении в доспехах говорит и тренировка воинов — упражнения в латах целыми днями (Вдовин 1987: 106).
В бою воины в панцирях, очевидно, стояли в левосторонней стойке, то есть обратившись к противнику левым боком (это было вызвано тем, что панцирь имел разрез на правом боку), и эту левую сторону тела необходимо было защищать. Крылом же, находившимся от панциря слева, также удобно было действовать, находясь в этом положении. Левая нога, выставляемая вперед, также была защищена — поножей. Немногочисленные же панцири с двумя — правым и левым — крыльями, вероятно, свидетельствуют о возможности стоять и в правосторонней стойке. В. Г. Богораз отмечает, что воины в панцирях, соединяясь по двое-трое, могли противостоять натиску легковооруженных противников (Тан-Богораз 1979: 53, 57-58; ср. с изображением на назатыльнике доспеха, где воин в латах сражается с бездоспешным противником: Palsi 1983: 104). Вероятно, речь идет о том, что при обороне от превосходящих сил врагов пара воинов становилась спиной друг к другу и таким образом отбивалась (Козлов 1954: 143; Такакава 1974: 97). Причем эта пара при незначительной численности отряда могла составлять основу строя, тогда как легкие воины бегали по сторонам от них (Козлов 1954: 143). Тандем из пары воинов применялся и в дальнем бою, где один воин был главным, а второй помощником, «птичкой, находящейся под мышками» (Богораз 1900. № 132: 337).
Чукча, одетый в железный ламеллярный доспех с левым крылом.
Фото рубежа XIX-XX вв. Воспроизведено по: Богораз 1991 Табл. X
Совершенно очевидно, что основным способом боя эскимосов являлась стрельба из лука. Фехтование на копьях им также было знакомо, но менее распространено, чем у кочевников, и появилось, по-видимому, под влиянием последних. Это ясно видно при сопоставлении азиатских эскимосов с аляскинскими, которые даже древко копья использовали для защиты себя и своих лучников от стрел врагов (Nelson 1899: 328; ср.: Rasmussen 1952: 67; Burch 1974: 10; Malaurie 1974: 141; Шнирельман 1994: 105). Вот как описывает эскимосское предание бой середины XIX в. между аляскинскими эскимосами малемют и таревмют: «Громкие крики с обеих сторон возвестили началобитвы, но вскоре ничего не было слышно, кроме свиста стрел в воздухе» (Rasmussen 1952: 68). При натягивании тетивы стрелы держали вместе с луком в левой руке (Бабошина 1958. № 23: 57; Бахтин 2000: 231), а копье клали на землю (ср.: Богораз 1949. № 12: 169). Свои копья эскимосы кидали в противника, последний мог увернуться и поднять копье, чтобы далее использовать его в бою (Меновщиков 1988. № 103: 246). После того как были истрачены стрелы, а исход боя еще не был решен, эскимосы могли сражаться тесаком (Меновщиков 1988. № 129: 308).
Естественно, подобное, в основном метательное, сражение могло продолжаться довольно долго и у эскимосов, и у чукчей (ср.: Burch 1974: 11; 1998: 94, 121 (до двух-трех дней), 225 (весь день)). Вспомним, что чукчи перестреливались с чуванским героем три часа, пока почти все не погибли (Bogoras 1918. № 23: 96). Также корякское сказание, возможно несколько гиперболизируя, сообщает о бое кочевых и оседлых коряков с чукчами из-за угнанных последними оленей:
67
Е. А. Глинский (1986: 14-15, 21-22) вообще говорит о нешироком распространении лука и стрел среди чукчей, которые употребляли его главным образом на войне. Это мнение основано на том, что в могилах наконечников стрел обнаружено мало, не было широкой специализации последних, колчан же был рассчитан на небольшое количество стрел, а сами стрелы были дороги (sic!).
Поединок.Именно поединок был тем видом схватки, в котором в конечном итоге решалась судьба боя. Ведь после перестрелки, если одна из сторон не ретировалась, воины переходили к рукопашной схватке, а поскольку линейного построения в сражении чукчи не придерживались, то бой фактически превращался в серию поединков. Последние были более или менее стандартными: противники фехтовали на копьях.
Нападающая сторона могла даже дать защищавшемуся немного времени для подготовки к поединку (см.: Антропова 1953: Табл. IX, 2а; ср.: Стебницкий 1994: 53). Для честного выявления того, кто является более доблестным воином, подчас даже отказывались напасть на спящего противника (Богораз 1900. № 127: 331). Врагу могли дать время поесть, чтобы затем он отправился к «верхним людям» сытым (Дьячков 1893: 41; Козлов 1956: 19; 65; 189).
Поединки происходили и в начале сражения, перед стоящими войсками (Богораз 1900. № 130: 334-335). Противник мог поднять над головой оружие, показывая, каким оружием он будет сражаться, и призывая своего врага взяться за такое же оружие (Меновщиков 1974. № 85: 301), или даже предложить противнику самому выбрать оружие (Такакава 1974: 104). Перед боем противники могли узнавать имена друг друга и называть имена жен (Воскобойников, Меновщиков 1959: 436). Лаконичный разговор противников перед дуэлью считался проявлением высшей доблести (Богораз 1899: 366, примеч. 6). Во время поединка между врагами действовали те же правила, что и в «гражданском» поединке. Сначала нападал один противник, второй оборонялся, затем наоборот (Меновщиков 1950: 17 (эскимосы); Стебницкий 1994: 54 (коряки); Милянская, Карахан 1987: 134). Причем воин мог предложить неприятелю атаковать первым (Воскобойников, Меновщиков 1959: 428). Если сражались на копьях панцирный воин с легким, то, естественно, нападающей стороной был последний, тогда как воин в броне отбивался, поворачиваясь в сторону врага (Тан-Богораз 1979: 58). В эскимосской сказке «Меткий стрелок» описывается единоборство между братьями, поспорившими из-за добычи. Тут сражался один брат против двух или нескольких. Для борьбы специально надели доспех со щитом. Сам же бой состоял в перестрелке из лука: сначала одна сторона стреляла, другая защищалась — все это в сказке происходило до полудня, — а затем наоборот (Меновщиков 1950: 17), причем у аляскинских эскимосов по традиции стрелял первым именно мститель (Rasmussen 1952: 67; Burch 1998: 104).
В эпосе мы можем найти и некоторые подробности о ведении чукчами ближнего боя. Копье при фехтовании зажимали в обеих руках (см.: Антропова 1953: Табл. IX, 2а, б; Широков 1968: Рис. 7). Чтобы держать противника на большем расстоянии, древко правой рукой брали около конца. Одна чукотская сказка упоминает в качестве причины поражения коряка то, что конец копья застрял в его широком рукаве (Воскобойников, Меновщиков 1959: 436; Беликов 1965: 164). Мы можем найти в источниках и некоторые приемы действия копьем. Обычными были различные боковые движения оружия (Bogoras 1910: 183). Копьем стремились поразить противника в шею (Бабошина 1958. № 102: 246; Меновщиков 1974. № 85: 300) — слабо защищенную часть тела у панцирного воина. Подобным ударом наконечника даже отрубали голову (Меновщиков 1974. № 85: 300). Вероятно, так действовали пальмой, хотя возможно, что таким образом фехтовали и копьем с большим остро наточенным наконечником. Отбивая вражеское копье, принимали удар наконечника на древко (Тан-Богораз 1979: 43 (оседлые коряки); 58). Стремились сломать вражеское копье или выбить его из рук, что вело к потере врагом своего основного оружия (Меновщиков 1974. № 97: 327; Жукова 1988. № 7: 16. § 15). В качестве нестандартного приема действовали обратным утолщенным концом древка копья как дубиной, переламывающей древко вражеского копья (Тан-Богораз 1979: 59). Могли и просто срезать своим наконечником острие вражеского копья (Меновщиков 1974. № 86: 307). Древко копья могли использовать и для того, чтобы, просунув его между ног, повалить врага (Bogoras 1910: 184). Применяли и уколы копьем, после чего тело противника сбрасывали с копья (Бабошина 1958. № 99: 241; Такакава 1974: 97) или даже поднимали на копье и бросали во врагов (Меновщиков 1974. № 91: 317).
Статуэтка из Чукотки из моржового клыка, изображающая воина в доспехе с двумя крыльями (сер. XIX в.).
МАЭ, № 668-8. Воспроизведено по: Антропова 1957: 220, рис. 33
При фехтовании широко использовали прыжки в высоту (Богораз 1900. № 128: 333; Меновщиков 1974. № 85: 300). Так, чукотское предание рассказывает: «Бьет юноша копьем танитов, прыгает через их головы» (Бабошина 1958. № 95: 232-233; также см.: Bogoras 1910: 182-184). Цель подобных прыжков — оказаться за спиной противника и поразить его с тыла. Причем уже во время такого прыжка могли поражать противника сверху (Тан-Богораз 1979: 58). При прыжке, очевидно, отталкивались древком (Тан-Богораз 1979: 58). Специалист по единоборствам Г. К. Панченко (1997: 235) считает такой прыжок вполне реальным, поскольку его можно было выполнить путем концентрации энергии. Отметим, что юкагирские юноши также обучались прыгать через стоящего человека, не задевая его (Иохельсон 1898: 260). По-видимому, в качестве гиперболизации данного приема в сказках, записанных в 1940—1950-е гг., герой просто поднимается на воздух, откуда бьется с врагами копьем (Козлов 1956: 19-20; Воскобойников, Меновщиков 1959: 427; 430; 432; Беликов 1965: 160-164; ср.: 1956: 15). Прыжки использовались и для увертывания от стрел. В частности, прыжок в высоту позволял воину избежать стрелы, летящей снизу, а нагнувшись, он пропускал стрелу сверху (Козлов 1956: 189; Бабошина 1958. № 90: 217; ср.: Тюшов 1906: 272, 277-278 (ительмены)). Кроме того, стрелы, вероятно на излете, воин без панциря мог отбивать древком копья (Богораз 1934: 167; Воскобойников, Меновщиков 1959: 428; ср.: Nelson 1899: 328). Естественно, кроме прыжков в единоборстве применяли и другие приемы, в частности мощные удары ногой, характерные для борьбы (Bogoras 1910: 184).