Военное дело чукчей (середина XVII—начало XX в.)

Нефедкин Александр Константинович

— Готов ли ты? — спросил Кунлелю.

Вождь уперся ногами в землю, побагровел, на лбу и шее его вздулись синие жилы. И опять толстые ноги вождя мелькнули в воздухе.

— Я приду к тебе, как только выпадет первый снег, и убью тебя! — сказал вождь.

— Я жду тебя! — ответил Кунлелю.

…Чукчи шли на помощь Кунлелю, но Кунлелю отсылал их обратно домой.

— Если хотите помочь, то не мешайте мне! — говорил он всем.

Табун и стойбище снялись и ушли в сопки — так хотел Кунлелю.

Кунлелю поднимался на сопку и строил на ней свою ледяную крепость. И вот — она готова! «День покажет, какие песни будут петь обо мне девушки, какие сказки будут рассказывать обо мне старики!»

Утром далеко в тундре поднялась снеговая пыль и послышался гул, словно от морского прибоя.

И множество танитов подступило к сопке Кунлелю — их было столько, что снег почернел. Вождь танитов сказал:

— Сбросьте к моим ногам этого слепого щенка! — и откинул от себя копье и втянул руки в кухлянку, скрестив их на груди [160] . Он сердился, что из-за одного мальчишки собрал весь свой народ — чукчи ушли, ни одной их яранги не видно вокруг.

160

Непринужденная поза отдыха: мужчина скрещивал руки на груди, высвободив их из рукавов.

Воины кинулись на сопку, но стали сползать и падать друг на друга. Моржовыми клыками стали они рубить во льду ступени и подниматься [161] . Задний ставил ногу, когда убирал ногу передний. Так, шаг за шагом, взбирались они на высоту, прижимаясь всем телом к скале.

Стоит Кунлелю на сопке, опершись на копье, глядит на ползущих танитов.

Вот уже передние воины ясно видят его лицо. Тяжело дыша, они смеются над Кунлелю. Стоит Кунлелю, молчит. Только крепче сжимает зубы… И вдруг заревел он:

161

Возможно, речь идет о топорах для пробивания дыр, узкое лезвие их делалось из моржового клыка или китовой кости (Норденшельд 1936: 341; Архинчеев 1957: 48).

— Эй! Эй! Эй! — и столкнул на танитов нарты, груженные камнями и утыканные острыми копьями.

Завыли таниты, держась друг за друга, и полетели со скалы. Нарты сбивали, мяли, кололи и пронзали их. Поверженные таниты падали к ногам своего вождя. Кровь окрасила ледяную гору, и стала гора красной от подножья до вершины, и кровьручьями стекала вниз. Стоял Кунлелю на сопке, опершись на копье.

Вождь танитов кинулся к оленям, упал на первую нарту и поскакал в глубь тундры. Но Кунлелю как ветер полетел за ним, перерезал путь вождю, поймал его оленей за ветвистые рога и спросил:

— Ты искал меня?

Кунлелю вложил в его руки копье и велел защищаться. Копье выпало из рук вождя, и Кунлелю пронзил его. И упал вождь танитов без стона. Больше никто не был страшен чукчам, Кунлелю, сын Арепу, сделал это.

Корякское сказание

[СВАТОВСТВО]

Сказание приведено по изданию: Лебедев, Симченко 1983: 127-129. Записал в 1955 г. И. С. Вдовин от жителя села Колтушное Корякского национального округа коряка М. Т. Ваганова (Ивтакрата) (Лебедев, Симченко 1983: 127). Действие рассказа относится к периоду межплеменных войн. Хотя нет никаких намеков на русское присутствие в регионе, но действие рассказа могло относиться к третьей четверти XVIII в., ко времени войн оленных коряков (чавчувенов) и чукчей (ср.: Стебницкий 1938. № 2-3: 141), когда чукчи уже перешли Анадырь и жили в телькепской тундре. Однако, возможно, наличие чукчей за Анадырем все же анахронизм, а речь в рассказе идет о еще большей древности, до русского присутствия в регионе, когда, по преданию, чукчи в сражении уничтожили коряков, в живых осталось всего несколько семей, после чего, впрочем, коряки опять размножились и стали воевать с чукчами, на сей раз при помощи русских (Мамышев 1809: 22).

Оседлые коряки воевали с оленеводами — эвенами, камчадалами [162] и чукчами. Чавчувены (здесь имеются в виду коряки- оленеводы) оказались слабым народом. И поэтому в конце

концов они были почти уничтожены. Осталось только семь стойбищ оленеводов, а другие все были уничтожены [163] . Однако как-то уж потом набрался смелости старик-оленевод и сказал сыну:

— Иди сватай невесту.

— Куда я пойду свататься?

162

Ительмены не были оленеводами, их главное занятие: рыболовство, а также охота и собирательство.

163

Между оседлыми и оленными коряками существовала вражда (Тан-Богораз 1979: 23, 25, 28), хотя оба этноса противостояли чукчам. Последние воевали в основном с кочевыми коряками, тогда как с оседлыми предпочитали торговать (Вдовин 1987: 45). Постепенное падение численности чавчувенов происходило в постоянных стычках с чукчами в течение почти всего XVIII в.

— А туда иди, к нашим врагам, к оседлым жителям, пойди посватайся [164] . Туда пойди, где десять сыновей и одна дочь. Ее и начни сватать.

— Пожалуй, убьют меня наши враги.

— Ладно, пусть даже убьют! Все равно смерть одна бывает! [165]

После этого отправился сын свататься. Пришел, смотрит — много людей упражняются в стрельбе из луков. Увидел один из них пришедшего, сказал другим:

— Смотрите, вон «волк» идет одинокий.

164

Надо учитывать специфичность требования отца, ведь оленные коряки считали себя высокороднее оседлых (Крашенинников 1949: 450).

165

Обычное «философское» отношение к смерти народов северо-востока Сибири. Ведь, по их представлениям, умерший именно насильственной смертью попадает в лучший мир (Зеленин 1937: 48-76; ср.: Козлов 1956: 176; Мерк 1978: 141).

Другие сказали:

— Давайте его убьем.

Однако старший решил:

— Нет, не будем убивать. Пусть подойдет сюда, и мы спросим его, куда он путь держит.

Подошел тот жених, спросили его:

— Куда ты идешь?

Сказал:

— Пришел к вам свататься. Туда, где десять сыновей и одна дочь, пришел, ее и хочу сватать.

Тотчас пошли десять человек к яранге, вошли в нее. И тут старший громко сказал отцу:

— Жених пришел нашу сестру отрабатывать. Пожалуй, лучше убьем его.

Отец сказал:

— Плохо, если убьете. Он свататься пришел, таких убивать грех. Я очень долго жил, почти сто лет живу, но еще никогда не видел могилы жениха.

Вошел тогда жених. Старушка воскликнула:

— А ну, гость, садись!

Сел жених. Старик сказал жене:

— Пусть поест гость.

Начала старуха пищу готовить. Нарезала мяса. Человечий помет в суп положила. Горшок вместо блюда поставила. Человечий помет вместе с мясом смешала. И все это жениху подала.

Погрузил туда деревянную ложку жених, зачерпнул, понес ко рту полную ложку. Как вдруг ударила старуха жениха по руке — вылетела ложка из руки в сторону. Жених возмущенно сказал:

— Зачем ты ударила меня по руке, когда я начал есть?

Старуха ответила:

— Видел ли кто когда-нибудь человека, который человечий помет ест? [166]

— Я думал, раз поставлено блюдо с едой, значит, съедобное.

Старик сказал:

— Кажется, ты действительно очень хочешь жениться на нашей дочери. Ну что ж, возьми нашу дочь в жены, женись!

166

Отметим, что пастухи оленных чукчей могли в экстремальных случаях есть полужидкий зеленый помет оленей (Богораз 1991: 128). Кал человека в пищу не употребляли.