Военное дело чукчей (середина XVII—начало XX в.)

Нефедкин Александр Константинович

НУНАГМИТСКИЙ КИТ

Приведено по изданию: Меновщиков 1985. № 56: 125-127. Записал в 1948 г. Г. А. Меновщиков (1985: 520) в селе Наукан от неграмотного охотника Ытаина (1883-1950). Как отметил переводчик, «сказка воспринималась как предание: старики показывали ту яму, в которой их предки вырастили кита». Текст в сказочной форме описывает причину, ход и завершение вражды между прибрежными эскимосами. Очевидно, подобные столкновения были типичными. Действие сказки происходит в крупном эскимосском поселении Наукан на мысе Дежнева в Беринговом проливе. Данное селение к середине XIX в. состояло из девяти кланов, наиболее могущественными из которых были Нунагмит и Мамрохпагмит (соответственно, поселки Нунак и Мамрохпак) (Крупник, Членов 1979: 21). Ранее, как и рисуется в сказании, это были отдельные поселения.

Буквальный

перевод этого сказания см.: Меновщиков 1987. № 1: 18-21. Варианты данной сказки см.: Бабошина 1958. № 67: 164-167 (тут примиряющей силой между враждующими сторонами выступили науканцы); Меновщиков 1987. № 1: 25-27 (в данном варианте за женщиной подглядел юноша, а само повествование заканчивается на начале вражды соседних кланов). Данный сюжет служил вдохновляющим и для работы современных уэленских камнерезов (Митлянская, Карахан 1987: 56-65, 112-117).

Наименования населенных пунктов идентифицированы по: Меновщиков 1985: 500505; 1988: 494-498; мифологические сюжеты, связанные у эскимосов китом, рассматриваются в статье М. А. Членова (1981), по мнению которого, кит, не относившийся к главным персонажам мифологии эскимосов, в данном сюжете все же занимает главное место.

У человека две жены [183] . Одна рожает детей, вторая бездетная. Вторая жена отдельно живет. Однажды притворилась она больной. И мужчина даже охотиться перестал — так беспокоился. Дальше порога никуда не отходит, думает, как бы не умерла его вторая жена. Сидит он у землянки, а мимо него девочка-сиротка все бегает да посмеивается. Мужчина даже сердиться стал. А девочка ходит туда-сюда, смеется, поддразнивает его. Не стерпел, бросился за нею, чтобы наказать за насмешки, а девочка-сиротка говорит:

183

Для прибрежных жителей еще в последней четверти XIX в. две жены были обычны, тогда как у некоторых было по 5-6 жен, причем главной считалась первая (Dall 1870: 381; Онацевич 1877. № 7: 67; Рубцова 1954: 344, примеч. 1). Полигамия была экзогамна, за нарушение этого обычая расплачивались головой (Рубцова 1954. № 28: 334, § 65-83; Бахтин 2000: 383-396).

— Что же, прибей! Только я ведь хочу что-то тебе сказать. Поэтому все и хожу около.

Семья азиатских эскимосов в летней одежде.

Воспроизведено по: Народы России. 1874. № 2: 25, рис.

Услышал эти слова мужчина, пошел в землянку первой жены, где и сам жил. Жене сказал:

— Девочка-сиротка смеется надо мной. Хотел я ее наказать, а она обещает сказать что-то.

Жена его говорит:

— Если завтра она опять придет, позови ее. Я ее вкусной едой угощу.

Муж сказал:

— Я тоже с ней зайду и расспрошу ее.

Назавтра девочка-сиротка опять пришла. Мужчина велел жене угостить ее. Девочка сказала:

— Твоя вторая жена, которая отдельно живет, только притворяется больной.

Мужчина сказал:

— Расскажи все, что знаешь! Новую одежду тебе справим.

Девочка сказала:

— А ты сегодня ночью не спи, покарауль да сам посмотри, что она делает.

Наступила ночь, луна появилась. Вышел он на улицу и стал из-за укрытия больную жену караулить. Вот уж и полночь луна показывает. Вышла больная жена из землянки. Одета в дождевик и охотничьи торбаса. В руках держит блюдо, полное мяса, и ведро с водой. Влезла на крышу землянки и запела. Зовет песней своего мужа-кита. Кончила петь и слушает. Раздался далеко в море выдох кита. Женщина снова спела призывную песню. Ближе выдох кита послышался. В третий раз спела. Совсем уже близко дыхание кита. А как запела в четвертый раз, подошел кит к самому берегу, к крутому прибрежному камню голову прислонил. Спустилась женщина к самой воде, подошла к киту, накормила его мясом, напоила. Вышел из китового носа человек и пошел наверх. Вошел он в землянку к женщине и спал с нею. Вернулся мужчина к своей первой жене и говорит ей:

— А ведь та, вторая, и правда замуж вышла.

Лег спать. А наутро, как проснулся, стал китовое копье точить [184] . Весь день точил, на щеке острие пробовал.

Эх, хорошо наточил! Как кончил точить, ту девочку-сироту позвал, угостил в благодарность. Она ведь правду ему сказала.

Пошел вечером опять жену свою караулить. Вот в полночь женщина вышла, снова на ней охотничья одежда. Вот запела она свою песню, зовет мужа-кита. Опять четыре раза пела. Пошел к берегу кит, прислонился головой

к камню. Спустилась женщина на берег. Накормила кита, напоила. Опять из носа кита мужчина вышел, бегом наверх побежал вместе с женщиной. Вошли они в землянку и снова спали вместе.

184

Обычно на кита охотились с помощью мощного гарпуна без зазубрин с массивным наконечником и длинным линем (Богораз 1991: 62-63, рис. 41а). Добивали же его специальным копьем со сланцевым наконечником, пробивая кожу и слой жира и доходя до сердца или дыхательных органов (Арутюнов, Крупник, Членов 1982: 125). О такой добыче кита тут и идет речь. Железный наконечник считался нечистым (ср.: Загоскин 1956: 93). Отметим, что у коряков для охоты на кита также использовалось массивное копье с каменным наконечником (Антропова 1957: 196. Рис. 13).

Тем временем ее настоящий муж из укрытия вышел, с копьем в руках вниз пошел. Подкрался к киту и поразил его в самое сердце. Убил кита. Когда копье вонзал, в тот самый миг крикнул поднявшийся к женщине человек, женщину от себя толкнул. Схватила она его, но не удержала. Ринулся он вниз, прыгнул в нос кита, вздрогнул кит и умер.

А первый муж этой женщины домой пошел. На другой день освежевали кита. Вечером пошел он спать ко второй жене, которая больной притворялась. Женщина эта оказалась беременной. Живот ее очень быстро рос. Муж ее теперь снова стал охотиться. Наконец пришло время жене рожать. Родила она детеныша. Муж спросил:

— Кого ты родила?

— Китеныша родила!

Положила его в таз с водой. Так в воде сына-китеныша и растила. Молоком своим кормила его. Смирился муж с китом-детенышем. Кит этот, рожденный женщиной, быстро рос. Вырыли ему яму с водой около речки. Та сиротка-девочка стала с ним играть. Скоро яма мала ему стала. В другом месте, ближе к морю, вырыли яму. Вот уж вырос кит величиной с белугу. Скоро совсем большой стал. Тогда потащили его на моржовой шкуре в море. Подтащили к воде, пришили к носу красную метку из крашеной нерпичьей замши и в море отпустили [185] . Стал кит далеко в море уходить и всегда к родному берегу возвращался. Вместе с ним другие киты приходили [186] . И стали нунагмитцы [187] добывать много китов.

185

Видимо, речь идет об амулете из выкрашенного ольхой кусочка шкуры (Богораз 1991: 155; ср.: Стеллер 1927: 32). Так обычно метили жертвенное животное (Членов 1981: 241; ср.: Вдовин 1977: 167).

186

Действительно, касатка, считавшаяся помощником в морской охоте, особо почиталась (Теин 1975; Меновщиков 1980: 189; 1979). У охотников особенно ценился гренландский кит из-за китового уса. Эти киты шли на юг из Ледовитого океана зимой, начиная с ноября, вследствие холодов и непогод. Породу кита узнавали по выпускаемому фонтану воды (Богораз 1991: 63; Караев 1926. № 15: 136).

187

Нунагмитцы — жители эскимосского селения Нунак, расположенного на труднодоступной горе около Наукана.

Нунагмитский кит каждый раз все дольше не возвращался. Вот однажды и совсем не пришел. Беспокоятся о нем жители Нунака. Что случилось с китом, рожденным женщиной? Оказывается, убили нунагмитского кита жители соседнего селения Мамрохпак. Сестра одного нунагмитца была замужем за мамрохпагмитцем. Жаль ей стало двоюродного брата, послала она в Нунак вестника. Рассказал он матери, как убили мамрохпагмитцы ее сына-кита.

Был в Нунаке силач Левша, меткий стрелок из лука. Приезжали охотники с морской добычи, рулевой бросал в воду весло, а Левша с высоты из селения стрелу пускал и попадал в брошенное весло. Нунагмитцы обычно на охоту с луками ходили в северную сторону, к мысу Оюк. Вот раз пошли они туда на охоту, и мамрохпагмитский силач в ту же сторону в каяке [188] отправился. Когда он на северном берегу Оюка один остался, недалеко уж от Мамрохпака был, напали на него нунагмитцы. Выскочил он из каяка на прибрежный камень. Что было сил побежал в гору. Прыгнул туда, где много травы растет, остановился. Говорит тут нунагмитский старшина-рулевой своим гребцам:

188

Каяк — легкий охотничий челнок, обтянутый шкурой. В центральный люк каяка садится один человек и гребет двухлопастным веслом.