Военные повести и рассказы
Шрифт:
Я встал с постели и выглянул на улицу. Зной плыл над ней. Запыленная трава пробивалась сквозь унылый булыжник, и против окна, на другой стороне улицы, стоял под акацией паренек в пионерском галстуке с толстой папкой под мышкой. Увидев меня, он отдал салют, потом показал мне издали что-то красное, сверкнувшее у него в руке, спрятал этот предмет в карман и снова отсалютовал. – Это ужас глядеть, до чего дети распустились! – проворчал мой деловитый сосед, приподнявшись на своей койке. – Буквально драть бы следовало, да некому… Я вот тебе! – погрозил он в окно. – По твоему возрасту люди в настоящее время знаешь уже какие дела
Мальчуган, словно бы не слушая его, смотрел на ме ня во все глаза. А глаза у него были огромные; казалось, что от них самих сейчас побегут солнечные зайчики. Я крикнул ему из окна:
– А ну, довольно там тебе мешком солнышко ловить! Так, что ли, в песенке поется? Заходи!
Мальчишку словно ветром сдуло. Затопали, застучали внизу деревянные стукалки-сандалии, и я еще не успел дойти до двери, как за ней раздалось:
– Можно?
– Прошу пожаловать.
Вошел мальчик, небольшой, очень худенький, но стройный, светлоглазый, в выгоревшей тюбетейке на макушке.
– Здравствуйте. Это я вам сигналил.
– Что же это ты мне сигналил?
– Вызов давал. – И он внимательно, испытующе посмотрел мне в лицо. Затем продолжал чуточку с недоверием: – А разве вы сигнал не знаете, у вас нет с собой зеркала?
Тогда я что-то понял и предъявил свое заветное зеркальце.
– Значит, Отвага и Труд? – сказал я.
– Верность и Победа! – откликнулся он.
– Так это ты мне писал?
– Я, – сказал он, чуть покраснев, но продолжая глядеть мне прямо в глаза.
– Стало быть, ты и есть Амальгама?
Он кивнул головой:
– Я тоже. Но только вам Арсений Петрович про другого говорил. Вот тут все написано. – И он протянул мне большую папку, завязанную тесемочками. На ней красовался цветной герб синегорцев.
Я развязал папку, открыл ее и на первом листе прочел крупный заголовок:
КРАТКАЯ ИСТОРИЯ ГОРОДА ЗАТОНСКА
Составлено Валерием Черепашкиным,
учеником 5-го «А» класса средней школы г. Затонска.
«В окрестностях нашего города было всегда полно не-ископаемых сокровищ», – прочел я далее и перевернул страницу. Мне бросились в глаза строки: «По-моему, кто не любит свой город, где сам родился и вырос, так города, где другие родились, он совсем уж не полюбит. Что же он тогда, спрашивается, любит на земле?» Обратил я внимание еще на одно место, подчеркнутое внизу той же страницы:
«Великие люди из нашего города пока еще не выходили, но, может быть, они уже родились и живут в нем».
«Кажется, недаром приехал я сюда», – подумалось мне.
И я не ошибся. Действительно, я провел в Затонске не один день, а целых двадцать. Я выяснил не только, чем кончилась история Трех Мастеров, но узнал еще очень много интересного. Обо всем этом я написал в повести, которая и начнется, в сущности, лишь со следующей главы, называющейся:
Глава 5
Утро делового человека
– Капка!
Капка не шевелился.
– Капка, время уже…
Он не отзывался. Ему было не до того. Он ничего не слышал. Лёшка Дульков был перед ним, долговязый Лёшка, по прозвищу Ходуля, и его следовало проучить раз и навсегда, чтобы знал, чтобы помнил. Да, раз и навсегда!
«Но-но, легче! Не имеешь права физически!» – сказал Лёшка, отодвигаясь.
«А дело делать на шаляй-валяй у тебя есть право? Манкировать [2] у тебя откуда право взялось? Я тебя отучу манкировать!» Манкировать – это было новое модное словечко у мальчиков Рыбачьего Затона.
«Я не манкирую, – сказал Лёшка. – Сами брак даете, а Дульков отвечает. Тоже не разговор».
«Нет, ты скажи, совесть у тебя имеется? По твоей милости мы с самолета на паровоз перешли. А сейчас нас на велосипед пересаживают, на общий смех. Так и до улитки недалеко!» «Можешь словами высказываться, а насчет рук – это оставь, говорю. Ну, слышь, Бутырёв?..» Капка ударил левой. Он был левша, и это было его преимуществом в драке. Противник не ожидал удара с этой стороны. Ходуля покачнулся и сказал:
2
Манкировать – здесь: небрежно относиться к чему-либо.
«Не имеешь полного права! Попробуй только еще раз!» Капка попробовал еще раз. Хорошо ударил, сильно ударил. Все видели: он маленький, а не боится длинного.
– Капка, время! – кричала ему в ухо сестра Рима и тормошила его.
Он не слышал, он ничего не слышал. Он расправлялся с Лёшкой, этим лодырем Лёшкой, этим всем надоевшим, все дело портившим Лёшкой.
«Что, получил? На еще! Мало? На! Будешь? Прими за это! Сыт?» Он услышал, что сестра подсказывает что-то насчет времени.
Да, такое время, а этот Лёшка срамит всех ребят. И вот вчера они еще были на щите в первой графе, на самолете, а сегодня уже по вине Лёшки еле держатся на паровозе, а того и гляди, их перенесут в пятую графу, под велосипед.
– Капитон, довольно тебе, хватит спать! Время уже.
– А ну тебя, Римка, вот пристала!.. Уйди. Мм… Вот как встану, да…
Все стало уплывать куда-то вбок, порвалось, как в кино, когда происходит обрыв ленты.
Капка открыл один глаз. Над ним склонилась старшая сестра Рима.
– Уйди, Римка, уйди ты!.. Всегда ты доглядеть толком не даешь! Видишь, человеку снится чего-то, можешь обождать!
Капка со злостью посмотрел на сестру одним глазом и попробовал открыть второй. Но глаз не открывался. Вот еще неприятность! Это все вчерашняя история. Конечно, это он подстроил, Лёшка. Парни со Свищёвки сами бы не полезли.
Да, дело было совсем не так, как сейчас при снилось. Еще бы: он был один, а их трое.
Капка отвернулся от сестры и украдкой пощупал глаз.
Эге, вот так гуля! Здорово запух. Наверно, заметно будет.
Глаз медленно приоткрывался, словно и на свет смотреть не хотел. И верно, мало хорошего на свете, товарищи, особенно если вас так стукнуть.
– Мойся, Капка, да садись поешь, я сейчас лепешек дам. С вечера тесто ставила.
– Некогда мне твоих лепешек дожидаться, и так чуть не проспал. Говорил, вовремя буди! – Капка старался не поворачиваться к сестре правой скулой.