"Военные приключения-2". Компиляция. Книги 1-18
Шрифт:
Днепропетровский резидент... Где он сейчас — Мокшин не знает. Но фамилию и все прочие данные о нем сообщить может. Адрес шпионской школы, все сведения о ней — пожалуйста. О своих соучениках выложит все, что знает.
Мокшин нервничал. Он знал, что этого мало. Ой как мало! Расстрелянный человек из Маобита, передача сведений о Приднепровье, и главное — Николашин! Как много дал бы сейчас Мокшин, чтобы он был жив. Но Николашина нет. Приказ Лебедева был выполнен.
Лебедев... Мокшин смотрит на капитана и старается угадать, известно ли тому что-нибудь о резиденте. Если неизвестно, то надо обязательно
Разве Попов... Мокшин оживляется, с нетерпением смотрит на читающего капитана. Конечно, о нем ничего не знают. Правда и он, Мокшин, знает мало, но все же... Он вспоминает...
В сентябре? Нет, в октябре при личной встрече Лебедев вдруг приказал найти на станции квартиру для своего человека. Мокшин поинтересовался, кто, откуда, но Лебедев ничего объяснять не стал.
— Найдите надежную квартиру, подальше от людских глаз, и все, — отрубил резидент. — Поместите, и дело с концом. Больше ни он вас, ни вы его не знаете. Поручите Кунице. Самому вам с Поповым встречаться не следует.
Так и сделали. По приметам, рассказанным Мокшиным, Куница встретил Попова на станции и указал дом Глазыриной, где до того жил сам. Мокшин Попова ни разу не видел, но знает, что это важная птица. Проговорилась Мигунец при последней встрече на вокзале. Анна сказала, что Попов провалился в Белоруссии и работал после того в тресте «Сосногорсклес». В областном городе ему оставаться было опасно, и Лебедев посоветовал Попову на время спрятаться где-нибудь в районе. Трест в то время направлял специалистов на Хребетский лесозавод, и такой случай упустить было нельзя. Попов выразил желание «помочь коллективу». Уехал.
И еще Мигунец сказала, что Лебедев боится этого человека, ибо его могут сделать руководителем агентуры в Сосногорской области. Анна сказала, что Попов агент, известный лично Канарису и Гиммлеру.
Вот и все о Попове... Кто он, что он? Мокшин больше ничего не знает. Зато ему известны основные явки, пароли... Мокшин с тоской смотрит на капитана. Неужели и этого мало? И чувствует всем существом — мало!
Новгородский отодвинул бумаги и посмотрел на Мокшина беззлобным, внимательным взглядом.
— Сколько вам в действительности лет?
Негромкий голос его будто обжег Мокшина.
— Двадцать шесть. Скоро будет двадцать семь... — быстро ответил он.
— Пожалуй... — согласился Новгородский, пристально посмотрев в лицо шпиона. — Неужели вам хочется умереть?
В серых глазах капитана ни злобы, ни хитрости — они смотрят спокойно, изучающе. Мокшин вскочил, прижал руки к сердцу.
— Не хочется! Поверьте мне... Честное слово! Я хочу жить!
— Верю. Почему бы и не хотеть... Николашин тоже хотел, — грустно говорит Новгородский и кивает стенографистке: — Записывайте.
— Я все понимаю, — срывающимся голосом почти кричит Мокшин. — Я знаю, что тяжко виноват перед вами всеми, перед моей страной... Как вам это выразить... Поверьте мне: я готов к искренности. Я готов любым путем искупить
— Это мы сейчас узнаем, — спокойно говорит Новгородский. — Вы готовы на любые признания?
— Да!
От прихлынувшей к сердцу надежды у Мокшина слабеют ноги. Он опускается на стул.
В день выписки Володю поджидала неожиданность. Вместо геологического управления пришлось ехать сначала по другому адресу. У ворот госпиталя стояла черная потрепанная «эмка». Опершись на ее радиатор, весело скалился в улыбке рыжий, сухопарый Клюев. Они поздоровались.
— Садись, — сказал Клюев. — Добрый час жду тебя.
— Это куда же?
— Маленький. Не понимаешь, — ухмыльнулся Клюев и дружески подтолкнул Володю в машину. — Садись, Новгородский велел представить живого или мертвого.
Володя подчинился. По дороге он несколько раз пробовал заговорить с рыжим лейтенантом, но Клюев только многозначительно улыбался маленькими зелеными глазками и делал вид, что очень занят управлением автомобиля.
— Чего ты в прятки играешь! — рассердился в конце концов Володя. — Зачем везешь?
Клюев долго молчал и, только затормозив у знакомого желтого здания, простецки сказал:
— Не задавай дурацких вопросов. Иди. Пропуск заказан.
В коридоре управления Володю подстерегала еще одна встреча. Он лицом к лицу столкнулся со Стародубцевым. Тот был гладко выбрит, причесан, одет в форму капитана внутренних войск и на весь коридор благоухал одеколоном. Лицо недавнего следователя было весело, лишено обычной угрюмости. Он улыбался во весь щербатый рот. Володя очень удивился переменам, происшедшим со Стародубцевым.
— Чего глядишь как баран на новые ворота? — обрадованно забасил артиллерист. — Или не узнал?
— Узнал. Только ты того...
— Изменился? Точно. Спешу, Володенька, на аэродром. В Омск лечу.
— Зачем?
— Не спрашивай. Семья моя нашлась. Из Одессы эвакуировали в Севастополь, оттуда в Новороссийск, а сейчас объявилась в Омске.
— Поздравляю.
— Спасибо, друг. Не сердись. Спешу. Поговорим потом. Не отпускают меня в артиллерию. Вместе работать будем! — Он пожал Володе руку и быстро пошел, почти побежал к лестничной площадке. Оттуда уже крикнул: — Поторапливайся домой. Там тебя очень ждут!
Володя зачем-то помахал рукой ему вслед и только потом удивился лукавству его голоса.
И вот он опять в знакомом кабинете. Все тот же улыбчивый капитан Новгородский сидит за широким письменным столом и дает Володе очередные указания. Только в глазах Новгородского нет уже былой настороженности, он уже не изучает, не проверяет Володю, а ведет обычный дедовой разговор.
— Принято правительственное решение о скорейшем развитии Зареченского рудника. Уже сейчас станционный поселок Хребет переименован в город Северостудянск. Там полным ходом идет жилищное и промышленное строительство. Будущий город подчинен непосредственно областным организациям. Вы понимаете, что это значит?