Военные приключения. Выпуск 7
Шрифт:
Но в другом конце ущелья показался все тот же хромой душман. Он поддерживал под руку высокого по сравнению с ним парня в разорванной тельняшке. Когда они двинулись навстречу, Верховодов вместе со вздохом облегчения и улыбнулся: парень тоже очень сильно припадал на ногу, и два хромых на разные ноги человека были, несмотря на ситуацию, достаточно смешны.
Пряча улыбку, Костя, обгоняя афганца, поспешил на помощь пленнику. И когда тот был уже почти рядом, и старший лейтенант разглядел его добродушное круглое лицо, и сам парень, отбросив
— Ни–и–ис, ни–и–ис! — обернувшись на выстрел, заорал хромой. — Ни–и–ис!..
— …Хорошо. — Изатулла, стоящий над Заявкой, легонько тронул его ботинком. — Вставай.
Сержант, обхватив голову руками, продолжал лежать рядом со снайперской винтовкой.
— Вставай, надо идти, — опять тронул его главарь.
Иван встал, посмотрел вниз на ущелье, по которому бежали афганские «командос». Все еще сжимая голову, встал, и главарю показалось, что он готов идти вниз, навстречу парашютистам. Но Изатулла положил ему на плечо руку, кивнул на снайперку:
— Твоя. Будешь жить. А теперь уходим. Теперь уйдем. И вернемся.
И первым поспешил в одно из новых ущелий, открывшихся за хребтом.
Послесловие
В одну из темных морозных ночей начала февраля вне всякого графика границу СССР пересекла небольшая колонна — с десяток «Уралов» и примерно столько же бронетранспортеров. Для них не было ни цветов, ни музыки, и лишь свет фар выхватывал оставшиеся с вечера транспаранты, пустые трибуны.
Пограничники и сонные таможенники наскоро проверили документы прибывших, взялись было за машины, но попом ударили со старшим колонны по рукам и решили: техника до утра остается в «отстойнике», и вся остальная работа завершится с восходом солнца. Представитель штаба округа прямо в «отстойник» принес и раздал каждому часы, поздравив с возвращением и подарком от министра обороны. Угрюмов хотел показать, что они уже имеют такой подарок, но Сеня Горовойх закрыл его от майора, начал горячо благодарить штабиста за заботу.
— У тебя сколько рук? — лишь только майор ушел, спросил Семен Угрюмова.
— Две.
— А часов?
— Одни.
— Ну тогда в чем дело? — недоумевающе пожал плечами Семен. — Вообще–то, если они у тебя лишние…
Угрюмов точно так же пожал плечами и протянул часы Семену. Тот смутился, повертел коробочку в руках, сунул ее обратно Петру. Потянулся:
— Только сон приблизит нас к увольнению в запас. Товарищ старший лейтенант, а может, ну их, палатки, и перекантуемся в кабинах?
Штабист только что предложил им ночлег в палаточном городке в двух километрах отсюда, и Верховодов, жалея время, уже прикидывал, сколько они его потеряют на переходах. И в то же время самому предлагать ребятам спать в кабинах уже здесь, в Союзе, он не
— Перекемарим, — видя, что командир колеблется, поддержал своего «бронежилета» Угрюмов.
Слово молчаливых особо весомо, и Верховодов охотно уступил просьбам:
— Всем отбой. Я — в «бэтре» Соколова.
Однако дойти до вытряхивающих из матрацев и одеял пыль «соколиков–ореликов» не успел. Сзади послышались торопливые шаги, и его шепотом — сколько времени им еще говорить по привычке шепотом при наступлении темноты — окликнул Карин:
— Товарищ старший лейтенант, можно на минутку?
— Да, Юра, конечно. Но сначала дай–ка я поздравлю тебя особо, — старший лейтенант притянул к себе Юрку, на миг прижал к груди. — Ты сам–то где устроился?
— Пока нигде. Я бы хотел… — ефрейтор замялся.
— Говори, я слушаю.
— Я бы… мне бы к матери, товарищ старший лейтенант.
— А где ты ее сейчас найдешь?
— Она будет у того, старого «отстойника», — горячо возразил Юрка. — Она никуда не уйдет оттуда, пока я не вернусь. Я ее знаю.
— Так это почти десять кэмэ, Юра. Пока дойдешь — и рассвет настанет. Связи с «отстойником» нет. Лучше утром машину возьмем — и туда.
— А сейчас нельзя?
— Сейчас? Кто же нас отсюда выпустит, пока не пройдем контроль. Мы все равно что за границей.
— А если попросить? — Юрка словно не служил в армии. — Я только туда и обратно… — Все же поняв, что просит несбыточного, оправдался: — Знаете, все время вспоминается, как я тогда по газам…
Верховодов почувствовал, как ему стало жарко. Юрка щадил его — ведь это именно он дал команду не останавливаться. Он боялся за настроение другие водителей, для которых бы сцена прощания матери с сыном не прошла бесследно. Он жалел саму мать и Юрку, потому что прижавшего к груди оторвать труднее. Но, шалея, он, выходит, загонял занозу в сердце своего солдата. Желая успеха своей «ниточке», а значит, и возвращения каждого водителя назад, он перешагивал через их совесть и любовь. Есть ли оправдание этому? То, что все в самом деле вернулись живыми и, кроме Угрюмова, невредимыми, — можно ли это положить на весы оправдания?
— Пойдем, — поеживаясь после первой волны жара от ночного холода и неприятных для себя мыслей, Верховодов направился к солдату, стоящему у выезда из «отстойника».
— Слушай, друг, вам надо срочно выехать часа на два, — с ходу начал Верховодов. — К твоему земеле, — он показал на Карина, — мать приехала, а мы только «из–за речки». Нам бы увидеться — и назад. А?
— Да вы что, товарищ старший лейтенант, — часовой не часовой, дневальный не дневальный, но поставленный у двух столбцов, соединенных веревкой е привязанными к ней красными лоскутками–флажками, солдат даже перестал поеживаться от холода. — Вы же знаете, что нельзя.