Военные загадки Третьего рейха
Шрифт:
Мы решили, что должны использовать оставшиеся силы и атаковать русских в местах, где они вынуждены будут занять позиции и сражаться. По мнению начальника штаба генерала Гальдера, наше наступление необходимо было направить на Москву. Помимо ожидаемого психологического эффекта, захват Москвы даже тогда, в 1942 году, лишил бы Советское правительство главного политического и транспортного центра. Это вряд ли сломило бы русских, но во всяком случае поставило бы их в затруднительное положение. По этому вопросу мы горячо спорили с Гитлером, так как он настаивал на наступлении в направлении Сталинграда — чтобы блокировать Волгу — и Кавказа. Гитлер говорил, что захват нефтяных месторождений решит исход войны: без них запасы топлива германской армии истощатся через шесть месяцев. Это предположение оказалось неверным, так как даже без кавказских месторождений мы продолжали борьбу еще два с половиной года.
Даже во время французской кампании 1940 года у Гальдера были трения
Обсуждение новой кампании 1942 года еще более обострило этот конфликт. Наконец это стало невыносимым для обеих сторон и их пути разошлись, это случилось 24 сентября 1942 года. Помню одно замечание, высказанное Гальдером, характеризующее взаимоотношения между Гитлером и его ближайшим советником: «Я буду продолжать спорить с Гитлером, пока он не избавится от меня. Он больше не желает прислушиваться к голосу разума». (Гитлер всегда отвергал советы своих офицеров, чтобы не зависеть от них.)
Как можно заключить из упоминания о кавказских нефтяных объектах, решение Гитлера обусловили экономические потребности — а не военная необходимость или требования внешней политики, все обстоятельства были против стремительного внедрения в советский тыл. Камнем преткновения стала проблема снабжения, когда мы пересекли Дон: в нашем распоряжении были отвратительные дороги и всего лишь одна железнодорожная ветка, что тоже явилось немаловажным аргументом против начала такой операции. Но Гитлер пренебрег нашими советами.
Вот почему для нас было необходимо обнаружить и нейтрализовать противника в самом начале атаки. Служба Генерального штаба поручила мне в апреле 1942 года как можно оперативнее собрать всеобъемлющий точный материал относительно положения дел противника и его стратегических и тактических намерений.
Тогда я был уже руководителем отдела «Иностранные армии Востока», разведслужбы, отвечающей за весь восточный фронт. Я сразу же переехал в кабинет полковника Кинцеля в штабе отдела. Это была большая лачуга посередине лагеря Генерального штаба на озере Мауэрзее, к юго-западу от Ангербурга в Восточной Пруссии. Лагерь представлял собой небольшое поселение в глубине леса, состоявшее из деревянных и кирпичных домиков, незаметное с воздуха и всего в получасе езды на поезде от ставки Гитлера, «волчьего логова», в Раштенбурге. Домики были надлежащим образом оборудованы, система центрального отопления позволяла поддерживать нужную температуру. Благодаря сверхсовременным средствам связи мы могли связаться с подразделениями вермахта в любом месте оккупированной Европы за несколько секунд. В одном домике располагался мой кабинет, он был напротив кабинета и апартаментов генерала Гальдера. В центре кабинета стоял большой стол с картой, а мое рабочее место было в алькове, освещенном такими мощными лампами, что каждый, кто находился неподалеку, начинал потеть.
В мирное время отдел занимался сбором данных об оборонном потенциале и вооружениях восточных стран. Эта работа велась в сотрудничестве с другими службами Генерального штаба армии и ведомствами. Отдел распространял бюллетени среди офицеров, чтобы держать их в курсе событий — например, географические или метеорологические сводки. Особо ценилась любая информация, которую мы могли собрать о боевых качествах каждого подразделения противника — так зародилась наука, которую мы сейчас называем психополитическая оценка противника. Информация о моральных качествах советского воина, которой мы обладали к началу войны, оказалась абсолютно точной, что было видно уже в первый год русской кампании: по нашим данным, русский солдат был выносливым и несгибаемым, и его скромные потребности позволили ему продолжать борьбу даже после того, как битва проиграна. Мы предполагали, что склонить на свою сторону удастся в основном только офицерский состав, но не основную массу призывников, этот наш вывод тоже впоследствии подтвердился. Кроме того, мы предсказали, что, как только советские войска начнут проигрывать, количество дезертиров увеличится. Впрочем, мы занимались не одним Советским Союзом. В первые годы войны, когда отдел возглавлял мой предшественник, нам было поручено составлять сводки о состоянии вооруженных сил и техники всех скандинавских и балканских стран, а также Чехословакии. Мы регулярно докладывали о системе их оборонительных сооружений, об их позиции по отношению к Германии и внутренней политической ситуации. Кроме составления сводок по боевому расписанию противостоящих нам регулярных восточных армий, мы вели разведывательную работу против активизировавшихся партизанских соединений в Югославии.
Когда я стал руководителем отдела, мне было поручено собирать разведданные о новом сильном враге — Соединенных
В середине июня 1942 года я представил Гальдеру объемный отчет об американских вооруженных силах и стратегических целях на предстоящий год с фотографиями американских танков и десантных судов, подробными планами расширения американской армии и указанием тоннажа судов, необходимых для транспортировки войск. Мы пришли к выводу, что нехватка кораблей исключает опасность открытия полномасштабного второго фронта в тот год. В отчете мы процитировали абверовский источник в британском посольстве в Лиссабоне, который указывал (абсолютно справедливо), что союзники намереваются усилить бомбардировки Германии и провести высадки небольших десантов на французском берегу. Несколько дней спустя я распространил детальный отчет об американской армии, в котором отмечал, что «европейский театр военных действий» активизировался благодаря бригадному генералу Эйзенхауэру. Далее я подчеркнул, что «в ближайшем будущем мы должны иметь в виду, что американцы выставят против нас сначала умеренные силы».
Конечно, нашей главной мишенью оставался Советский Союз. В мирное время, чтобы получить четкую картину боеготовности русских подразделений, мы использовали любые источники информации — архивы абвера, донесения наших военных атташе, отчеты, распространенные Министерством иностранных дел. Разумеется, мы пользовались также открытой информацией в прессе, правда, это послужило поводом для ужесточения цензуры. Тщательно анализируя эти материалы, мы извлекали информацию, которая дополняла данные, полученные из секретных источников. Несмотря на проблемы, возникшие в связи с усилением контршпионажа Советским Союзом и абсолютным нежеланием Гитлера развернуть шпионскую деятельность против русских после подписания пакта в 1939 году, мой предшественник полковник Кинцель все-таки смог составить весьма четкое представление о русских укрепленных сооружениях, боевом расписании, мобилизационных мерах и стратегических планах Москвы. Именно на базе этой информации был доработан план операции «Барбаросса», который был приведен в соответствие с изменяющимися обстоятельствами. Кинцель также сделал подробный отчет о живой силе и промышленных резервах Советского Союза, и я нашел эту информацию очень важной. По мере того как мы все глубже увязали в конфликте с Россией, мы активизировали деятельность штаба и оперативной группы. Мы написали тысячи документов о советских вооруженных силах и подразделениях НКВД и подготовили досье на высокопоставленных советских офицеров. Мы составили карты коммуникационных сетей, линий радиосвязи, с обозначением на них складов ядовитых газов, основных направлений наступления и дислокации агентов НКВД. Наконец, мы провели детальное сравнение русских и немецких однотипных подразделений.
Через семь дней после того, как я принял руководство отделом «Иностранные армии Востока», я сделал обстоятельный доклад генералу Гальдеру о степени перевооружения русской армии и воздушных передвижениях за предшествующий месяц, а также обсудил с ним планы на будущее. Он сказал мне, что ожидает не только обоснованных сводок по текущей ситуации, но и долгосрочных прогнозов стратегических целей и возможностей противника. Это было важное нововведение. В записке, прилагавшейся к этим аналитическим обзорам, я в декабре 1944 года объяснял: «В начале кампании против Советского Союза отдел «Иностранные армии Востока» не составлял никаких письменных аналитических обзоров, так как русское командование было неспособно разработать собственные стратегические планы и действия русских были целиком обусловлены операциями немцев. Кроме устных докладов, этот отдел до начала зимы 1942 года составлял лишь ежедневные сводки.
Когда Советскому командованию удалось завладеть инициативой на некоторых участках фронта в начале зимы 1941–1942 годов, отдел начал готовить ежедневно сводку «Планы противника», в которой делалась робкая попытка просчитать дальнейшие шаги врага.
По мере развития военных действий стало очевидно, что прогнозы относительно намерений противника — которые до сих пор обсуждались в устной форме с начальником Генерального штаба — должны оформляться письменно.
С 11 апреля 1942 года «Краткая сводка по состоянию противника» готовилась ежедневно и распространялась среди руководства (начальника Генерального штаба, начальника оперативного отдела, разведчиков на уровне групп армий, оперативного штата люфтваффе).