Воин из Киригуа

Кинжалов Ростислав Васильевич

— Уходи, жрец! Мы не отдадим тебе ребенка! Уходи прочь, посланец смерти!

Жрец от неожиданности сразу не нашелся, что ответить. Зато Хун-Ахау уже более спокойно, уверенно продолжал:

— Уходи! Вам не удастся погубить этого ребенка. Довольно убивать людей. И богам уже стало тошно смотреть на вас. Смотреть, как жрец каменным ножом рассекает жертве грудь. А потом своей грязной лапой схватывает сердце невинной жертвы и, подобно дикому зверю, вырывает его из груди, еще живое… Еще бьющееся… Даже боги содрогаются, когда жрецы смазывают их лица свежей кровью только что заколотого ими человека. Ни в чем

не повинного! Довольно! Хватит! А если вам так уж хочется, то убивайте друг друга, а нас и наших детей больше не смейте трогать!

Жрец из Копана, никогда не слышавший таких дерзких слов, от ярости запрыгал на месте, закричал, точно его только что ужалила ядовитая змея. Он угрожал жителям Чаламте небывалой карой богов. Он выкрикивал чудовищные проклятия нараспев, то вздымая, то опуская руки. Глаза его сверкали, и старый, привычный страх снова зашевелился в душах многих людей. А вдруг эти страшные угрозы сбудутся? Чей голос ближе к уху богов, из чьих рук они привыкли получать жертвы? Что делать?

«Что делать?» — лихорадочно думал и Хун-Ахау. И решился. Став прямо перед разъяренным жрецом, крикнул ему:

— Убей меня!

Жрец, как будто споткнувшись на полуслове, замолчал. Его глаза быстро перебегали с лица на лицо, стараясь понять смысл происходящего.

Воспользовавшись молчанием, Хун-Ахау продолжал:

— Ты угрожаешь нам ужасами в будущем за то, что мы хотим нарушить ваши законы. Так покажи свою силу, убей меня сейчас, здесь же! Пусть кара богов падет на мою голову, но сразу же, зачем ждать долгие годы? Вот я перед тобой и жду! Я вызываю гнев богов на себя! Пусть я умру сейчас же! Но если этого не будет, то твои боги бессильны и тогда я убью тебя! Я жду!

И все окружающие увидели, что на лице жреца явственно показался страх. Хун-Ахау медленно поднял свой нефритовый топор, с которым он никогда не расставался, и, когда противник, не выдержав напряжения, повернулся, чтобы бежать, свалил его одним ударом.

Победный крик разнесся над селением; страхи сразу были позабыты. Правда, не всеми.

— Что ты наделал, несчастный! — в ужасе завопил батаб.

— Теперь мы все погибнем, — вторил ему Хапай-Кан.

Но Хун-Ахау, высоко подняв топор, снова обратился к толпе:

— На Копан! Пойдем из селения в селение, пойдем в Киригуа! К нам присоединятся рабы. И все вместе — на Копан!

Сметая батаба, жреца и нескольких оставшихся на их стороне стариков, люди двинулись за Хун-Ахау. Вышли на белую дорогу, оставляя позади и Чаламте, и всю свою прошлую жизнь.

— На Копан! — гремело над полями, разносилось в лесах, увлекая вслед за «воином из Киригуа» все новые толпы людей.

И точно в ответ им загрохотало небо. Из долгожданной грозовой тучи, осветив возбужденные, ликующие лица, вырвалась и блеснула молния. Огненным зигзагом прорезала небо. А за ней на раскаленную землю хлынули струи долгожданного животворного дождя. Они уносили, смывали не только пыль, но и многолетние страхи, наполняя сердца решимостью, отвагой, верой в правоту своего дела.

ЭПИЛОГ

Позже

они покинули, оставили навсегда эту местность и искали других мест для поселения, чтобы жить там.

«Пополь-Вух»

Мы расстанемся с нашими героями в начале их нового пути. Удалось ли им на этот раз победить, какой путь избрали они, завершили ли они начатое? Всего этого мы не знаем. Не знаем, как сложилась дальнейшая жизнь Хун-Ахау, Ах-Миса, Мутупуля, маленьких Шбаламке и Укана…

Но сухие и точные данные археологии свидетельствуют, что меньше чем через полвека после описываемых событий могучие майяские города центра и юга стали добычей джунглей. Мы не знаем, пал ли Копан, как и Тикаль, и Ололтун, под натиском восставшего народа. Или, быть может, и земледельцы, и рабы перестали работать на своих угнетателей и ушли далеко-далеко от своих родных мест, оставив владык и жрецов погибать как трутней в заброшенном улье. Но известно, что эти города, один за другим, прекратили свое существование, и первым из них был Киригуа. И нет сомнения, что в могучих вспышках народного гнева, по какому бы пути ни пошли восставшие, созрели семена, посеянные юношей из Ололтуна, храбрым «воином из Киригуа», и его славными товарищами.

Швенчёнеляй — Ленинград.

1961–1973

ОБЪЯСНЕНИЕ НЕКОТОРЫХ СЛОВ

Ахау— «Владыка» — звание любого знатного лица у древних майя, один из титулов правителя города-государства.

Ахау-ах-камха— титул второго по знатности лица в государствах майя, обычное название наследника престола.

Балам (яз. майя) — ягуар.

Бальче— опьяняющий напиток, приготовлявшийся из коры дерева Лонхокарпус лонгистилус и меда.

Батаб— правитель селения у древних майя, подчиненный правителю города-государства. Власть его была наследственной.

Белая дорога. — Большая мощеная дорога, «шоссе», называлась у майя сакбе — букв. «Белая дорога». Майя строили дороги из щебенки, сверху покрывая ее белой цементирующей массой.

Владетель циновки— один из титулов правители майяского города-государства.

Город зеленого потока. — Так называется в повести столица города-государства древних майя, расположенного в среднем течении реки Усумасинты. Расцвет его приходится на VI–VIII века. Развалины этого города в археологической литературе носят название йашчилапа.

Город черных скал. — Под этим названием в повести выведен город-государство древних майя (IV–IX века), расположенный в среднем течении реки Усумасинты. Развалины его носят теперь условное название «Пьедрас Неграс» (исп.).