Воины преисподней
Шрифт:
Ободрённый этими мыслями Читрадрива подошёл к столику, подумал о том, как удобно будет здесь работать, вернулся к кровати, разделся, забрался под одеяло и уснул почти мгновенно, как может позволить себе засыпать человек, бесконечно уверенный в своём будущем. Хотя на самом деле таковой уверенности у него отнюдь не было.
Наутро Читрадрива пробудился от хлопка входной двери. Выглянув из-за балдахина, увидел вошедшего в комнату Николо, который держал в одной руке продолговатую серебристую тарелку, а в другой – длинный кувшин и узкий кубок на высокой ножке. Поставив завтрак на столик, сторож незамедлительно удалился, как всегда не проронив ни слова.
Читрадрива
Чувство голода очень быстро заставило забыть обо всём остальном. В конце концов, в последний раз Читрадрива ел вчера, да и то обед этот состоял из солонины без хлеба и небольшого количества вина. А сегодня ему подали неожиданно роскошный завтрак из свежих продуктов, да ещё в такой великолепной посуде.
Читрадрива принялся за еду, затем наполнил кубок и пригубил. Вино тоже оказалось отличным, ароматным, как луговые цветы. Оно слегка ударило в голову, однако Читрадрива от этого лишь приободрился, но не опьянел.
– Ого, вы уже на ногах, синьор! Ранняя вы пташка, ничего не скажешь.
В комнату вошёл Джулио, которого Читрадрива приветствовал взмахом ложки. Усмехнувшись в бороду, он прогнусавил:
– А этот болван Николо сказал мне, что вы спите. Но я так и подумал: с чего бы это синьору Андреа спать, когда давно пора вставать?
– Разумеется, я не сплю, – проговорил Читрадрива, проглотив очередную порцию овощной смеси. – И всё жду, когда вы исполните наконец свои обещания.
– Это вы про вещи? Понимаю, синьор Андреа, понимаю. Но всё же думать о книгах на голодный желудок… – страж похлопал себя по животу, пожал плечами и заключил: – Всё-таки учёные люди очень странные. Я бы, к примеру, сначала подумал о еде, а уж затем обо всём остальном.
– Но ещё в море вы обещали, что по прибытии предоставите мне возможность побриться, – напомнил Читрадрива и тыльной стороной правой ладони погладил довольно приличную русую бороду, которая отросла у него за время плавания.
– Ах, да! – Джулио состроил огорчённую физиономию, хлопнул себя по лбу и принялся рассыпаться в извинениях: – Простите, синьор, совсем из головы вылетело. Да и немудрено, ведь сам я не бреюсь. Надеюсь, вы согласитесь, что бородатый считает подобное украшение вполне естественным и не понимает, как это другой может отказываться от него. Поэтому ещё раз прошу прощения и заверяю, что после завтрака немедленно пришлю к вам брадобрея, который станет навещать вас каждое утро. Уж теперь я не допущу этой ошибки, поверьте, синьор Андреа.
– Но и про вещи не забудьте, – напомнил Читрадрива. Главный страж кивнул и вышел из комнаты, а Читрадрива приналёг на угощение. Затем в комнату вошёл молодой верзила с медной мисочкой, в которой были сложены бритвенные принадлежности. Читрадрива потянулся к мисочке, но парень замотал головой и быстро-быстро затараторил. Разумеется, он не собирался давать бритву пленнику в руки. Через минуту явился Николо, который оставил в комнате горячую воду в небольшом тазике и забрал грязную посуду. После чего молодой стражник по всем правилам побрил Читрадриву и вдобавок сделал горячий компресс на подбородок и шею.
Наконец-то Читрадрива избавился от бороды! Он испытывал непередаваемое блаженство. С него словно бы сняли маску. А ещё казалось, что старая кожа лица лопнула, слезла клочьями наподобие змеиной и сменилась совершенно новой, молодой, младенчески чистой, к которой приятно было притронуться.
Когда же вслед за тем Николо притащил драгоценные рукописи, восторгу Читрадривы не было предела. Он вырвал из рук стражника свой труд, утащил на кровать, как собака тащит украденную на кухне сахарную кость с остатками мяса, да так и листал фолианты до поздней ночи. От этого занятия его не смогли отвлечь ни Джулио, явившийся с предложением прогуляться, ни третий стражник, принесший обед, который так и остался нетронутым. Читрадрива встал только затем, чтобы зажечь свечу и водрузить её на придвинутый к кровати стул. Всё остальное время он перечитывал свой труд, мысленно отмечая места, которые предстояло уточнить.
Этим Читрадрива и занимался дни напролёт. Когда он уезжал из Киева, то наивно считал перевод законченным. И только после многодневных диспутов с безвременно погибшим Лоренцо Гаэтани понял, сколь многое ещё предстоит сделать.
По первому же требованию Джулио принёс связку отличных гусиных перьев и пузырёк с чернилами. По мере необходимости он давал пленнику также пергамент. Причём пергамент был исключительно новый, иначе Читрадрива мог потребовать нож, чтобы выскабливать написанное ранее. Доставляли пленнику и книги, написанные по-гречески. Вероятно, здесь имелась прекрасная библиотека, но Читрадриву в неё не пускали, только приносили оттуда тяжеленные фолианты в оправленных позеленевшей медью переплётах или пергаментные свитки, пропитанные запахом древности, местами слегка подпорченные.
Кормили трижды в день. На завтрак обыкновенно давали овощи, на обед – суп, жаркое, жареную птицу или рыбу, на ужин – что-нибудь лёгкое, например, фрукты или моллюсков, которых Читрадрива до сих пор никогда не ел. Поскольку в меню было много рыбных блюд, можно было заключить, что отсюда рукой подать до моря или хотя бы до большой реки.
Джулио сдержал обещание, и теперь к Читрадриве каждое утро заглядывал молодой стражник, исполнявший обязанности цирюльника. Главный страж сообщил, что парня зовут Луиджи, и разрешил Читрадриве звать его в любой момент.
– Сами понимаете, синьор Андреа, мало ли что может случиться. Вдруг или он, или я забудем о своих обязанностях по отношению к вам, так вы не стесняйтесь напомнить, – гнусавил Джулио, криво ухмыляясь. Очевидно, эта ухмылка заменяла у него любезную улыбку.
Любезность тюремщиков проявилась также и в том, что под вечер второго дня в комнату внесли огромную лохань, несколько вёдер горячей воды и губку, и Читрадрива смог соскрести с себя многонедельную грязь путешествия.
– Простите великодушно, синьор, но мы не можем позволить вам вымыться так, как вы привыкли делать это у себя на родине, – сказал тогда Джулио. Отсюда Читрадрива заключил, что стражники принимают его за коренного русича и понятия не имеют о том, что он явился из Орфетанского края. Или из Эпира, как предполагали иудеяне. Значит, захватившие Читрадриву в плен не знали всей правды о нём. И это говорило о том, что никто из них не может читать мысли пленника! Ибо ведущие полукочевой образ жизни анхем при случае просто купались в реке или озере и про распространённые у русичей бани слыхом не слыхивали. Впрочем, как и орфетанцы.