Воины Света. Тайна Кранга

Фостер Алан Дин

— Правильно. Я как раз собирался подвергнуться своим инъекциям.

— И я тоже.

Он откинулся в амортизированном кресле и почувствовал, как поле, дававшее им возможность маневрировать при высокой скорости и все еще действовавшее, мягко сжало его.

— Лучше поспешить с этим.

Он выполнил принятую в таких случаях процедуру и сделал все, что в его силах, чтобы не обращать внимания на едва воспринимаемое давление игл, когда те эффективно вошли в вены у него на ногах. Сразу же начали действовать специальные наркотики, повышавшие его восприятие и освобождавшие рассудок от искусственных ингибиций, взращенных для обуздания инстинкта убийцы. В его мысли закрался прекрасный, окаймленный розовым, пыл жара свободы. Именно так

и должно быть. Именно так правильно! Именно для этого он и создан. Он знал, что наверху и позади от него Трузензюзекс подвергается схожей терапии, иными наркотиками. Они стимулируют его природную способность принимать мгновенные решения и решать логические уравнения безотносительно к таким отвлекающим моментам, как установки Улья и сложные моральные соображения.

Вскоре после Слияния, когда человеческие и транксийские ученые открывали друг в друге одну удивительную вещь за другой, транксийские психологи откопали то, что давно подозревали некоторые люди. Разум Гомо Сапиенса находился в вечном состоянии неустойчивого равновесия между полным эмонационализмом и компьютероподобным контролем. Когда удалялись все следы последнего — как естественные, так и искусственные — человек возвращался к своего рода управляемой звериности и сущности. Он становился самой хитрой и эффективной убивающей машиной во вселенной. Если же возникал прямо противоположный процесс, он превращался в растение. Для этого состояния не нашли никакого применения, но для первого…

Об этом в общем-то помалкивали. После множества ужасных, но честных демонстраций, проведенных транксами на своих человеческих ассистентах, человечество признало истинность этого открытия с немалым вздохом облегчения. Но ему не нравилось, чтобы о нем напоминали. Конечно, определенный сегмент человечества все время знал это, и данная новость на него не повлияла. Другие же начали читать иными глазами произведения древних, вроде Данатьена Франсуа де Сада. Со своей стороны, человеческие психологи пролили более ясный свет на чудесную способность транксов принимать быстрые и правильные решения с полнейшим отсутствием эмоциональных отвлечений, с высоким уровнем практичности. Вот только транксы не считали ее такой уж чудесной. Установка их Ульев и сложные этические системы давно держали эту самую способность на привязи, точно так же, как человечество — свои убийственные желания.

Конечный результат всех этих исследований и экспериментов был таков: в соединении с баллистическим компьютером для отбора и расчета целей триумвират транкс — человек — машина оказался непобедимой комбинацией в космической войне. Транкс служил уздой для человека, а человек — побудителем для транкса. Триумвират этот был эффективным и безжалостным. Всякие человеческие понятия о «джентльменской» войне исчезли навек. Только Анны осмелились более чем однажды бросить вызов этой системе, и у них хватало достаточно сил и ума, чтобы делать это только спорадически и только тогда, когда они считали, что соотношение сил складывалось с большим перевесом в их пользу.

К счастью, транксы и люди оказались даже более психологически совместимыми, чем смели надеяться проектировавшие эту систему, потому что природа связки наркотик — машина вызывала слияние двух разумов на сознательном уровне. Положение складывалось такое, словно два полушария мозга должны были бороться за решение между собой, а достигнутый компромисс затем передавался на спинной мозг и остальное тело для проведения решения в жизнь. Некоторые пилоты сравнивали это с двумя близнецами в утробе. Только в таком виде итоговая боевая машина действовала со стопроцентной эффективностью. Партнер человека был его братом по кораблю.

Мало кто из летающих на стингерах долго оставался женатым, за исключением тех, кто сумел найти высокопонятливых жен.

Глаза его залило пощипывающим туманом, затемнявшим и все же усиливающим зрение. Самые крошечные вещи становились для его восприятия очевидными,

пылинки в атмосфере каюты стали четкими, как валуны. Глаза его приклеились к белым ромбам на боевом экране со всей сосредоточенностью голодной кобры. Все пилоты стингеров подвергались, находясь под влиянием боевых наркотиков, легкому утешающему ощущению эйфории. Именно его-то Бран сейчас испытывал. Ради рекламных целей вербовочные плакаты мироблюстительных сил утверждали, что оно — благотворный побочный продукт ГИП-наркотиков. Пилоты-то знали, чем именно оно было: естественным возбуждением, охватывающим наиболее полно освободившихся от ингибиций людей, когда они предвкушали острое ощущение убийства. Чувства в нем кружились в вихре, но мысли оставались сфокусированными.

— На вселенную, о мармеладный жук! — пьяно заорал он.

А из тридевятого царства тридесятого государства долетел голос Трузензюзекса:

— На вселенную, о вонючий примат!

Корабль рванулся к углу Аннского четырехугольника.

Вражеские силы терпели это, сколько могли. А затем три корабля отделились перехватить их безрассудную атаку. Остальное построение продолжало образовываться, ничуть не испугавшись. Несомненно, никто из командующих еще не заметил, что эта самоубийственная атака происходит не из района круживших внизу жалких оборонительных сил планету. А так как они слышали весь разговор между флотами, то знали, что это никак не может быть судном из Сообщества. Бран навел один их средний СККАМ на ближайшего из трех перехватчиков, коренника. Он смутно, сквозь теперь уже сплошной ароматический туман, различал разъяренный голос майора Гонзалеса на межкорабельной частоте. Он раздражающе вторгался в его целиком занятое сознание. Командование явно не купилось на их кодовое сообщение о неполадках с двигателем.

— Эй вы, там! Вы что делаете? Вернитесь в строй! Корабль номер… Корабль номер двадцать пять, вернитесь в строй! Отвечайте, э… черт побери! Брауншвейгер, чей это корабль? Даст мне кто-нибудь какие-нибудь сведения, черт возьми, или нет!

В стручке стало слишком шумно. Он отключил репродуктор, и они помчались дальше в сравнительном безмолвии. Он ясно представил себе Аннского адмирала. Сидит себе с комфортом в каюте одного из десантных судов, лениво пожевывая наркопалочку, поглядывая одним глазом на плавающие поблизости силы Сообщества. Он, несомненно, тоже прослушивал разговор между губернатором планеты и майором Гонзалесом. И, несомненно, здорово посмеялся. Ожидает приятной рутинной резни. Мысли его теперь, должно быть, немного смешались, особенно если он заметил единственный стингер, безумно рванувшийся к центру его построения.

Бран боялся, что он разорвет ушные мешочки, прислушиваясь к сигналам детекторов.

Его рука плавно опустилась к гашеткам. В мозг прокрался, сводя с ума, голос Трузензюзекса.

— Погоди. Еще рано.

Пауза.

Вероятность.

Он сердито попытался выдавить эту мысль из головы. Это было слишком похоже на попытку отрезать часть своего «я». Рука его оставалась у гашетки, покуда точка кремового цвета становилась на экране безумно большой.

Снова раздался спокойный бесящий голос:

— Изменение курса на десять градусов минус Y, плюс X два градуса приведет к оптимальной касательной для перехвата.

Бран знал, что им предстоит умереть, но в его особенно помрачненном сознании это казалось вопросом лишь косвенной важности. Непосредственной задачей и единственной причиной существования было убить как можно больше их. В том, что их самих уничтожат, сомневаться не приходилось, учитывая противостоящую им численность, но они могли, по крайней мере, притупить воздействие Аннского вторжения. Крошечная часть его «я» отдала дань благодарности за спокойное присутствие Трузензюзекса. Он однажды видел запись отряда стингеров в действии, где пилотами служили только люди. Она очень сильно напоминала виденную им на Земле трехмерную картину, показывавшую неистовствующих при кормежке акул.