Воины
Шрифт:
И вот, дня три спустя, мы приехали туда, куда собирались, в Форт-Маккевитт, между реками Колорадо и Пекос. Там было на что посмотреть, в этом форте! Он был здоровый и не похож ни на что из того, что мне доводилось видеть прежде. Прямо напротив нас были черномазые в синих мундирах, которые выполняли упражнения в конном строю и так и сверкали на солнце. А уж солнца-то там было хоть отбавляй. Там, откуда я родом, тоже жар
ко, но всегда можно найти дерево, чтобы спрятаться в тени. А там спрятаться было негде, кроме как под собственной шляпой, разве что солнце за тучкой скроется, но это ненадолго, не дольше, чем птичка пролетит.
В общем,
Нас привели к командиру, и мы с Бывшим Домашним Негром предстали пред большим столом, за которым сидел белый по имени полковник Хэтч. У него были усы, как гусеница, и большие потные полумесяцы под мышками. Взгляд его был нацелен на муху, что сидела на бумагах, лежавших у него на столе. И уж так пристально он на нее смотрел, что можно было подумать, будто он врага выцеливает. Полковник говорит:
— Значит, вы, парни, хотите записаться в армию цветных. Я так понимаю, потому что вы оба цветные.
Догадлив был этот Хэтч, ничего не скажешь!
Я говорю:
— Я хотел бы вступить в девятый кавалерийский полк.
Хэтч поглядел на меня и говорит:
— Верховых негров у нас и так хоть отбавляй. Нам бы ходячих негров побольше, для нашей распроклятой пехоты. Коли хотите, так я вас направлю прямиком туда.
А мне чего-то не хочется в пехоту, тем более если она распроклятая. Не по мне это.
— Да у вас тут никого не найдется, кто бы лучше меня верхом ездил! — говорю. — Даже если вас считать, полковник, а я уверен, что уж вы-то ездите как черт, не сочтите за обиду.
Хэтч приподнял бровь.
— Да ну?
— Да, сэр. Я не хвастаюсь, потому как это истинная правда. Я на лошади могу ездить и верхом, и под брюхом, захочу — она у меня ляжет, захочу — поскачет, а если она мне понравится, то я ее могу и в жопу отодрать, и от этого она так растает, что будет заваривать мне кофе и приносить тапочки — при условии, конечно, что у меня будут тапочки. Ну, насчет в жопу отодрать — это я, конечно, загнул, по остальное все правда.
— Да я догадался, — говорит Хэтч.
— Ну а я лошадей драть не приучен, — говорит Бывший Домашний Негр. — Зато я готовить умею и приборы столовые раскладывать. Я Бывший Домашний Негр, я в основном двуколкой управлял.
Тут Хэтч выбросил руку и прихлопнул-таки эту муху. Он отлепил муху от ладони и стряхнул ее на пол. Рядом с ним навытяжку стоял цветной солдат, он наклонился, поднял муху за сломанное крылышко, выкинул ее за дверь и вернулся к столу. Хэтч вытер руку об штаны.
— Ну что ж, — говорит, — давайте поглядим, что вы умеете, а что — так, пустая похвальба.
Неподалеку был корраль, в котором, заполняя его до отказа, бегал здоровенный вороной жеребец. Выглядел он так, будто жрет людей и срет потом вьюками из ихней кожи с ихними же костями. Когда я подошел к корралю, он покосился на меня этак не по-доброму, а потом, когда я зашел с другой стороны, он тут же развернулся, чтобы глаз с меня не спускать. О, уж он-то знал, что у меня на уме!
Хэтч потеребил свой ус, обернулся и посмотрел на меня.
— Ну что, коли сядешь на этого коня и покажешь все, чем хвалился, так и быть, возьму вас обоих в кавалерию. Бывший Домашний Негр за повара
— Я сказал, что умею готовить, — говорит Бывший Домашний Негр. — Что я хорошо готовлю — такого я не говорил.
— Ничего, — говорит Хэтч, — нынешние наши повара и того не умеют. Они только и знают, что кипятить воду да сыпать туда еду. Рену в основном.
Я перебрался через ограду. К тому времени четверо цветных кавалеристов поймали мне этого коня. Эта черная зверюга мот ала их во все стороны, минут двадцать у них ушло только на то, чтобы взнуздать и заседлать его. После этого они, так сказать, удалились с поля боя, причем двое из них хромали так, словно угодили ногой в канаву. Один держался за голову там, где его угостили копытом, второй, похоже, вообще удивлялся, как это он жив остался. Жеребца они привязали к ограде, и он подпрыгивал на месте, как девчушка со скакалкой, только малость повыше.
— Ну, валяй, садись в седло! — говорит Хэтч.
А куда мне было деваться? Взялся за гуж...
Вообще-то я не врал, когда говорил, что умею ездить верхом. Верхом ездить я умел. Умел я и поставить лошадь на дыбы, и уложить на брюхо, и заставить перекатиться на спину, и заставить ее гарцевать, и что угодно, но ведь этот жеребец — он же был свиреп, как смертный грех, и по всему было видно, что он меня не помилует.
Как только я вскочил в седло, он тут же дернул башкой, привязанный к ограде повод лопнул, и я вцепился в то, что от него осталось. Жеребец прыгнул — и небо обрушилось мне на голову. Ни один конь не мог прыгать так, как этот, и вскоре мы с ним уже пытались забраться на облака. Я уже небо от земли отличить не мог, потому как мы прыгали и скакали чуть ли не кувырком, и каждый раз, как конь касался земли, меня встряхивало от копчика до макушки. Я несколько раз вылетал из седла и едва не свалился с коня, но однако же держался на нем, точно клещ на собачьих яйцах. Наконец он рухнул на землю и ну кататься. Он придавил мою ногу к земле и перекатился прямо через меня. Кабы земля не была истоптана в пыль, мягкую и пушистую, как подушка, от меня бы ничего и не осталось, кроме мешка кровавых переломанных костей.
Напоследок конь еще пару раз поддал задом — так, для порядку, — и сдался. Он пустился рысцой, сердито всхрапывая. Я наклонился к его уху да и говорю:
— И что, вот это все?
Он, похоже, обиделся, понесся прямиком на ограду и ударился об нее грудью. Я рыбкой вылетел из седла и приземлился прямиком на солдат, разметав их, точно перышки.
Хэтч подошел, глянул на меня сверху вниз и говорит:
Ну, жеребец тебя перехитрил, но верхом ездить ты умеешь. Так что вы с Бывшим Домашним Негром записаны и полк вместе с прочими черномазыми кавалеристами. Завтра с утра начнем вас муштровать.
Нac вместе с остальными рекрутами муштровали поначалу на плацу, потом рядом с фортом, пока наконец мы не стали выглядеть довольно-таки прилично. Мне выдали того самого вороного дьявола, на которого я садился. Я прозвал его Сатаной. На самом деле не такой он был бешеный, как я сначала подумал. Он был гораздо хуже, и каждый раз, как ты на него садился, приходилось быть начеку и держать ухо востро, потому что в глубине души он все время подумывал о том, как бы тебя убить, и, если зазеваться, он поначалу принимался вести себя этак рассеянно, как будто облачком любуется, а потом вдруг поворачивал башку и кусал тебя за ногу, если только мог как следует выгнуть шею.