Воитель
Шрифт:
Он не защищался.
— Да, — сказал он. — Мои преступления были гораздо хуже твоих. Я никак не могу искупить свою вину.
Улыбка Призрака была ужасной.
— И я никак не могу прикоснуться к тебе. Единственным, кто мог причинить тебе боль, был Терон, и вы двое позаботились о нём. Я не могу приблизиться к тебе, пока не освобожусь из заточения.
— Где ты? Падшие ищут тебя. Они хотят, чтобы вёл их ты, а не я.
— Ревнуешь, Михаил? — раздался вкрадчивый голос.
Он заставил себя не реагировать. Ангел, стоящий за Призраком, всегда был хорош в
— Я с радостью поручу их тебе.
— Ты бы столь же счастливо умер от моих рук?
— Если это спасёт женщину. Да.
Призрак покачал головой, его красивое лицо не было искажено болью, которую другие использовали как оружие.
— Я же сказал, что не могу причинить тебе вреда. Ты невосприимчив к опасностям Темноты. Непроницаем даже для сладостного обольщения этого мира.
Михаил вздрогнул от неожиданности.
— Ты ошибаешься. Эйфория погубила меня, как и любого другого.
Длинные волосы Призрака развевались вокруг него, когда он покачал головой.
— Это не так. Ты просто искал повод сказать то, что боялся сказать. Я наблюдал за тобой, Михаил. Ты так же одурманен, как и все твои братья, каждый из которых так давно влюбился в женщину.
Он не станет тратить время на отрицание.
— Тогда хорошо, что я уже пал. Чего ты хочешь от меня?
Призрак парил в воздухе, и Михаил чувствовал злобу, волнами исходившую от него одного. Это был его заклятый враг, восставший перед ним снова, преследовавший его все те годы, как бросил его в вечную пустоту.
— Я собираюсь показать тебе дорогу к утёсам, где завеса тонка.
Если бы возможно было всё ещё испытывать потрясение после появления существа, которого он меньше всего ожидал увидеть, то он его испытал.
— Почему?
На призрачном лице застыло холодное презрение.
— Потому что мы хотим одного и того же. Потому что Виктория Беллона должна участвовать в битве, чтобы вы победили, а время уходит. Ты пробыл здесь слишком долго, каждый день тут за десять в мире Шеола. Если ты не вернёшься вовремя и не победишь, тьма Уриэля накроет всё, и Падшие погибнут. После этого останется лишь вопрос времени, когда человечество будет стёрто с лица земли.
— Она умрёт.
— Мы все умрём, рано или поздно, — бессердечно сказал Призрак. — По крайней мере, она найдёт лучшую загробную жизнь, чем Тёмный Город или этот вечный ад. Расправь крылья, Михаил. Я не поведаю ей твои жалкие секреты.
— Ты можешь рассказать ей всё, что пожелаешь, — прорычал он в ответ, ярость вибрировала в нём. — Ты так и не ответил на мой вопрос. Где ты? Как Падшие могут освободить тебя?
Люцифер, первый из Падших, самый любимый, Несущий Свет, его непримиримый враг, смотрел на него.
— Сначала они должны освободить мой дух из Темноты.
— И как мы это сделаем?
Улыбка Люцифера была такой же яростной, как и в последний день, когда Михаил видел его, когда они сражались мечом к мечу и сам Михаил сбросил его с небес.
— Бог его знает, — он сделал пренебрежительный жест. —
* * *
КОГДА Я ПРОСНУЛАСЬ, Я ВСЁ ЕЩЁ БЫЛА ПРИЖАТА К СПИНЕ МИХАИЛА и руками обнимала его узкую талию. Казалось, я впервые за всю свою жизнь приятно вздремнула, я чувствовала себя обновлённой и живой. Он больше не держал меня, не сдерживал в ловушке, и я знала, что должна отпустить, но не спешила. Это было слишком хорошо. И тут я вспомнила, что произошло перед тем, как наступила ночь.
Я оттолкнула его от себя.
— Какого хрена?
Я совсем забыла о Призраках. Осталась только одна душа, бестелесная, прекрасная, без выщелачивающей печали, которую несли в себе другие.
— Кто ты такой, чёрт возьми? — спросила я, не в настроении быть вежливой.
Пейзаж за его спиной был по-зимнему мёртвым, лишённым всяких красок, деревья чёрными скелетами вырисовывались на фоне серого неба. Эйфория исчезла, пропала, а мы стояли на ничейной земле между смертью и конфетами.
Призрак улыбнулся, и я ахнула. Это была тёплая, медленная, соблазнительная улыбка призрака, и эффект был… чарующий… тревожный.
— Не волнуйся, богиня. Я не причиню вреда ни тебе, ни твоей паре.
Я взглянула на каменное лицо Михаила.
— Это… — начал он.
— Предводитель мятежных Призраков, — мягко вмешался призрак, и, несмотря на свист ветра в его голосе, он странно потеплел. — Возьми за руку своего благородного возлюбленного, и я поведу вас к свободе.
Я взглянула на своего “благородного возлюбленного". Неужели в голосе Призрака сквозило насмешкой? Я крепко взяла Михаила за руку. Он даже не посмотрел на меня.
— Откуда мне знать, можно ли тебе доверять? — спросил он у Призрака.
Я не доверяла его улыбке больше, чем Михаил мог бы закинуть его подальше, что, учитывая призрачную форму Призрака, было бы не так уж далеко, но я инстинктивно понимала, что он не представлял для меня угрозы. Может, Михаил ему и не очень нравился, но он был на моей стороне.
— Спроси богиню, — сказал Призрак.
Михаилу ничего не оставалось, как посмотреть на меня. Магия иллюзии исчезла, и не было ни любви, ни открытости. Холодный, жёсткий ублюдок вернулся.
— Ему можно доверять, — сказала я, ничем не выдавая себя. Ни утрату, разрывавшую моё сердце, ни гнев на то, что мне дали подарок, а потом его отняли.
— Тогда пойдём, — сказал Призрак, протягивая прозрачную руку.
Ухватиться было не за что, и всё же я протянула руку, всё ещё другой рукой цепляясь за руку Михаила.
Мы последовали за ним навстречу ветру.
ГЛАВА 29
МЫ СТОЯЛИ НА ПРОДУВАЕМОЙ ВСЕМИ ВЕТРАМИ РАВНИНЕ, на высоком плато, где не росли деревья. Там проглядывал цвет, мутный и неопределённый, и я всё ещё цеплялась за что-то по ощущениям напоминавшее облака. Это была рука Призрака, столь же прекрасного, как и любой из Падших.