Вокруг Петербурга. Заметки наблюдателя
Шрифт:
Беспрекословная дисциплина и порядок в артели держались, главным образом, на общем уважении к председателю артели Григорьеву. Он пользовался особым авторитетом и был мастером на все руки – кузнецом, токарем, слесарем, механиком.
Большинство членов артели – бывшие рабочие-металлисты, поэтому они, работая теперь на земле, сохранили профессиональную любовь к металлу, к технике, к машине. К началу 1928 году артель имела в своем распоряжении единственный трактор, но его оказалось вполне достаточно для обработки земли. С его помощью один гектар засеивался и возделывался всего за один час.
Эстонцы-артельщики были
На начало 1928 года артель имела закрепленного в инвентаре собственного капитала 11 тысяч рублей. Кроме того, еще 4 тысячи рублей лежали на текущем счету на «черный день».
«Хозяйство артели представляет собой маленький заводской комбинат, – говорилось в „Ленинградской правде“. – Две маленьких турбинки вертят мельничные жернова и „собственной товарища Григорьева конструкции“ перловый постав. Они дают энергию в кузницу, в механическую мастерскую, в водокачку (проведена канализация) и освещают электрическим светом не только помещения и улицы колхоза, но и соседнюю деревушку и сельскую школу».
Вообще, в артели прилагали много усилий к тому, чтобы перевести ручной труд на механизированный. Как подчеркивал корреспондент «Ленинградской правды»: «Сейчас артельщики заняты устройством большой тракторной телеги и мечтают о сконструировании такого тракторного агрегата, который обработал бы зерновую культуру на поле от жатвы до молотьбы и до сортировки зерна включительно».
Местные крестьяне с большим уважением относились к артели эстонских политэмигрантов, шли сюда со всякими своими нуждами. Одним словом, артель имени Вальтера Клейна стала одним из очагов цивилизации в Кингисеппском районе, на который равнялись крестьяне окрестных сел и деревень. «Люди с железными мускулами и любовью к машине, – резюмировал корреспондент „Ленинградской правды“, – под кузнечный перезвон и рокот мотора обновляют тощие, с осокой, поля, питают их живительными соками и заряжают своей энергией окружающие деревни».
О пользе хуторских хозяйств
Бывая в Прибалтике или Финляндии, сразу же обращаешь внимание на то, как популярно там ведение хуторского хозяйства. При этом традиционно считается, что российскому крестьянству такая форма жизни и быта не свойственна. Тем не менее, исторические факты говорят об обратном, и пример Петербургской, а затем Ленинградской губернии и области весьма показателен.
Как известно, выход крестьян из сельской общины на хутора и отруба был провозглашен одним из направлений аграрной реформы, начатой премьер-министром П.А. Столыпиным в 1906 году. Хотя, если углубиться в историю, то первые попытки устройства «крестьянских хуторов» предпринимались еще в конце XVIII века в Московской губернии.
Своей главной задачей Столыпин считал создание мелких личных хозяйств как фундамента государства. Он прямо говорил в Государственной думе, что «для переустройства нашего царства нужен крепкий личный собственник». Основными рычагами проведения реформы стали работы по землеустройству, деятельность Крестьянского поземельного банка и переселенческая политика правительства.
Считается, что после смерти Столыпина в 1911 года все его начинания намеренно «забыли», а сразу после революции был взят курс исключительно на создание коллективных хозяйств. Ни первое, ни второе утверждения в корне не верны.
Несмотря на гибель премьера-реформатора в 1911 году, аграрную реформу продолжили его последователи. Одним из них был русский и датский государственный деятель Андрей Андреевич (Карл Андреас) Кофод. С ноября 1905 года он занимал должность чиновника особых поручений при главноуправляющем землеустройством и земледелием, в этом качестве с 1906 года принимал участие в подготовке, пропаганде и проведении столыпинской аграрной реформы.
Брошюру Кофода «Хуторское расселение» (1907 г.), в которой в популярной форме излагались аграрные проекты правительства, издали полумиллионным тиражом и широко распространили по всей стране. Земельное ведомство использовало ее как пособие для землеустроителей на местах. Одним из первых в России А.А. Кофода наградили знаком отличия за труды по землеустройству.
Признанием значения столыпинской аграрной реформы являются ее высокие оценки крупными зарубежными специалистами того времени. К примеру, немецкие специалисты, побывавшие в России в 1912–1913 годах, сходились во мнении, что в случае продолжения землеустроительной реформы еще в течение десяти – двадцати лет Россия превратилась бы в сильнейшее государство в Европе. Однако еще более поразительное признание сделал Кофоду один старый большевик уже через несколько лет после революции: «Вот, если бы Вам, Андрей Андреевич, удалось продолжить свою работу еще лет на восемь – десять, то наше дело не вышло бы, никакой революции не было бы»…
Фактически аграрная реформа, начатая Столыпиным, продолжалась на протяжении всех 1920-х годов, вплоть до 1929 года, когда власти взяли курс на сплошную коллективизацию. Кстати, упомянутый выше А.А. Кофод с середины 1920-х годов снова трудился в России – теперь уже как атташе датского посольства по сельскому хозяйству. Его деятельность оказалась востребованной. Кофод продолжал вести свою линию, консультируя Чаянова и других крестьянских экономистов, занимался академической работой по теме землеустройства.
Осмотр премьер-министром П.А. Столыпиным хуторских хозяйств (в Подмосковье), август 1910 года. Фото из Государственного исторического музея (Москва)
Начало 1920-х годов подарило крестьянству реальную надежду на лучшее будущее. После кровопролитной и опустошительной Гражданской войны власти объявили НЭП, знаменовавший возвращение к рыночным отношениям в деревне. Как известно, он начался с замены продразверстки продналогом. Разрешалась частная торговля, заменившая натуральный обмен. В сфере производства промышленных товаров допускалось частное предпринимательство, в связи с чем была проведена денационализация мелких и части средних предприятий. Разрешалась аренда земли и наем рабочей силы.