Вокруг трона Ивана Грозного
Шрифт:
Горестно вздохнула княгиня, уткнувшись головкой в широкую грудь мужа. Она любила, она боялась потерять своего любимого и едва сдерживала рыдание.
— Пойми, не могу я иначе, — прошептал супруг.
Уже через день он подался во Владимирские леса, где рубили крепость Орел, взяв с собой только малую охрану и Фрола Фролова, своих же бояр, князя Тюфякина, дьяков Ржевского, Булгакова и Логинова, разослал по всем иным местам, где уже были подготовлены к отправке либо рубились сторожи с крепостицами. Наказ один: без малейшего промедления сплавлять срубы реками, везти обозами к назначенным им местам.
— Самое выгодное время, — внушал князь своим соратникам. — До весны мы обязаны встать прочно на всех новых рубежах.
Он почти не слезал с седла, и где бы ни появлялся, везде его встречали колокольным звоном, славили с церковных амвонов, давая понять, что не токмо от своей благодарности, и по воле царя Ивана Васильевича Грозного. Это вдохновляло. Князь не ведал усталости. Загонял он и своих бояр. Тревожность душевная вовсе, как ему виделось, отступила, хотя ему было не до копания в своём настроении, его мысли только мимолётно обращались к Кремлю, ибо он был занят делом. Правда, Фрол Фролов довольно часто корил князя-воеводу, что не оставил в Москве хотя бы князя Тюфякина, дабы тот присылал вести о делах кремлёвских, но Михаил Воротынский всякий раз отмахивался:
— Не нуди. Возвратимся, все новости окажутся нашими.
Полный месяц миновал, пока всё сладилось по уму, пока по рекам и прямоезжим дорогам густо двинулись на юг срубы вместе с артелями плотников и столяров, большинство из которых отправились в путь с семьями, чтобы обосноваться на новом месте. Настало время спешить в Москву, торопить Разрядный приказ со сбором всей порубежной рати.
Странное дело, чем ближе князь Воротынский подъезжал к Москве, тем упорней радость предстоящей встречи с семьёй оттеснялась непрошеной тревожностью, предчувствием чего-то из вон выходящего.
Коломенское. Состояние такое, что в пору поворачивать коня и скакать без оглядки в свой самый дальний удел, однако князь-воевода пересиливал себя, желая избавиться от столь странного состояния, пытаясь хоть как-то понять, отчего такая напасть? Увы, без всякой пользы. Да и откуда взяться пользе — он совсем не знал, что произошло за время его отсутствия в столице.
Впрочем, об этом ему так и не суждено узнать.
Фроловские ворота. Ещё немного, и он предстанет перед царём Иваном Васильевичем, которого уже оповестил о времени своего прибытия и готовности доложить обо всём, проделанном за месяц, а заодно рассказать и подробности свемной сечи с Девлет-Гиреем. Вот тогда и встанет всё на свои места.
Увы, лишь только князь миновал воротниковую стражу, не успев даже удивиться их необычной насупленности, как дюжина опричников оттеснила телохранителей, а перед мордой коня вырос, словно из-под земли, дьяк Казённого приказа и, взяв княжеского коня под уздцы, произнёс грозно:
— Волей государя пойман ты еси, князь Михаил, — и добавил с ухмылкой: — Отъездился, князь.
Не то чтобы обухом по голове — комлем тарана в сердце. Со всего размаха.
«За что?!»
Воротынского, грубо подхватив под руки, можно сказать, поволокли как падшего разбойника на Казённый двор, где ждали князя кузнецы с тяжёлыми оковами. Ловко, не привыкать им, закрепили цепные браслеты на руках и ногах, впрочем, не причинив никакой боли, что было необычно, и стражники повели его по ступенькам вниз, в подземелье. Подведя к массивной кованой двери, которая была предусмотрительно распахнута, проговорили с ухмылкой:
— Входи, князь Иван, в покои свои.
Он оказался в той самой конуре, в которую отца и их, сыновей его, сажала правительница Елена Глинская. Вернее, полюбовник её, князь Овчина-Телепнев. Здесь, в этой камере, скончался на руках его и брата Владимира их отец, не перенёсший позора. Здесь они с братом сидели долго-долго, не освободили их даже после того, как окончила жизнь блудную свою Елена Глинская, а полюбовник её был свержен. Только когда чуточку подрос и начал набирать державную силу царь Иван Васильевич, замолвил за опальных братьев слово митрополит.
Но тот арест, те пытки, всё то злодейство можно хоть как-то понять, не оправдывая, конечно, его — это была месть правительницы за то, что князь Иван Воротынский противился женитьбе на ней царя Василия Ивановича. Но он из любви своей к России не мог поступать иначе.
Кто такие Глинские? Они из рода темника Мамая, охотника за Российским троном. Мамай — не чингизид, поднявшийся на высоты власти в Золотой Орде смелыми интригами и талантом воинским, был разбит Дмитрием Донским, который после столь знатной победы донёс письмом хану Золотой Орды Тохтамышу об этом, и Тохтамыш поспешил добить алчного, посчитав важным известить великого князя Московского Дмитрия письмом, что «твой и мой враг повержен».
Действительно, Тохтамыш наголову разбил остатки войска Мамая, самого же темника не лишил жизни — отпустил вместе с семьёй к польскому королю, и тот принял несчастного, наделив его городишком Глина. Оттуда и пошли князья Глинские.
В меру своих сил служили они королям польским, пока не появился в их роду Михаил Львович, воеводским талантом своим быстро дослужившийся до самого высокого воинского чина — до дворного маршалки. Была у него даже возможность захватить польский трон, но ему грезилось, что сможет он воплотить в жизнь устремления пращура своего. Он изменил королю и, переметнувшись к царю Российскому, принялся плести тенеты заговора. Случай помог раскрыть коварный заговор, Михаила Львовича упрятали в темницу, не тронув, однако, его братьев и племянницу Елену. Красавицу. Хитрую бестию.
Князь Иван Воротынский, как и многие другие князья и бояре, предостерегал государя от опрометчивого шага для него самого и для всей России, но Василий Иванович не прислушался к добрым советам, обвенчался с Еленой, более того, рассказал ей обо всех, кто противился их венчанию.
Очень недолгим было их совместное житьё — отдал вскорости Богу душу Василий Иванович, а Елена, став правительницей, тут же начала мстить. Ярым пособником ей стал любовник её князь Овчина-Телепнев, который, как судачил втихомолку Двор, снюхался с царицей ещё до её свадьбы с государем.
Повод для ареста Ивана Воротынского с сыновьями дал сам князь Иван. Сторожи княжеские перехватили посланца короля Сигизмунда с его письменным предложением перейти на польскую службу и обещаниями великих почестей, новых вотчинных земель. Сигизмунд советовал не служить тем, кто бесправно царствует в России, захватив трон хитростью и коварством. Выгнал князь Иван посланника короля взашей, а вот известить о нём правительницу Елену не счёл нужным. Не мог даже подумать, что всё это заурядная провокация, устроенная Овчиной-Телепневым: посланец липовый, да и письмо писано Овчиной вместе с Еленой.