Вокзал Двух Алтарей

Тарьянова Яна

На работу Бранта вызвали на следующий день после похорон. Боязно было Айкена в пустом доме оставлять, но не потащишь же с собой? И не откажешься выходить — взяли с испытательным сроком, вольностей себе позволять нельзя. Полдня грузил контейнеры, нервничая, едва сдерживаясь, чтобы не огрызнуться. В обед хотел домой сорваться — идти ведь два шага — и тут Айкен сам пришел. Принес еду в знакомом термосе, порцию вчерашней лапши и три лепешки. Перездоровался с рабочими, важно ответил на рукопожатие человека-бригадира. Заверил Бранта, что переходил дорогу на зеленый свет, и выпалил просьбу:

— Пап, а можно я к памятникам-паровозам схожу? Мне

очень интересно!

Брант и слова вымолвить не успел, как бригадир посоветовал:

— Ты вещи в раздевалке сложи, да превратись. Тут вся лисья малышня на лапах бегает.

На немой вопрос Бранта он ответил:

— Ни одного лисенка еще поезд не задавил, они же юркие. А с людьми-подростками пара случаев была. Пусть превращается, всем спокойней будет.

Лисы кремовую шерсть Айкена оценили, присвистнули: «Аристократ!» С вопросами не полезли. И на том спасибо. А когда лисенок вечером вернулся, перепачканный от ушей и до кончика хвоста, посочувствовали: «Его же отмывать заколебаешься!» и сразу загнали в душевую. Брант мелкого оттер жесткой мочалкой, завернул в полотенце. Сам наскоро ополоснулся, и, провожаемый беззлобными подначками, повел сына домой, чуть не оставив в бытовке термос. Бригадир крикнул, напомнил. И опять Брант искренне поблагодарил человека.

По дороге зашли в магазин. Айкен сразу прилип к витрине с шоколадками. Шоколадки были маленькие и дорогие, возможно — невкусные. Ценность их заключалась в том, что на обертках красовались все мозаичные панно со станций железной дороги. Серия «Коллекционная». Брант посчитал в уме наличность — два раза и с одним и тем же итогом — пообещал:

— Когда аванс получу — начнем по одной брать. Две недели потерпишь?

— Потерплю, — прошелестел Айкен.

И хотелось сына побаловать, но надо было покупать вещи. Парадное у мелкого было убогим, деревенским, в таком в городе ходить — задразнят. Сам Брант обходился военной формой, и зимнюю, и летнюю привез, на все случаи жизни хватит.

— Что на ужин? Пирожки с мясом или пельмени? Пельмени ждать придется, пока сварю.

Айкен выбрал пирожки. Брант взял еще пачку творога, сметану, хлеб и кусок колбасы — на завтраки и себе на обед. Когда расплачивался, рыженькая продавщица сказала:

— Если совсем денег хватать не будет, в долг отпущу. После аванса рассчитаешься. У нас для депо отдельная тетрадка, ваши часто под запись берут.

Брант еще раз взвесил финансовые возможности, вспомнил, что продавщица была на поминках, обнимала пожилую воющую лису, плакала. Спросил:

— А шоколадки мелкому можешь пока в долг записывать? Ему две недели сейчас как вечность. Вижу, что печет.

Рыженькая девушка рассмеялась, кивнула. Вытащила тетрадь в зеленом клеенчатом переплете. Вывела круглым почерком: «Брант — 1 шоколадка». Аккуратно цену дописала. Пообещала:

— Буду отмечать, сколько штук возьмете. Потом перемножим, заплатишь.

Айкен взял мозаику со станции «Лесная». Грибников с коробами. Брант потрепал его по вихрам, забрал пакет с продуктами и попрощался с продавщицей. Пирожки они съели по дороге к дому, за два квартала управились, не дали остыть горячему. А когда заварили чаю, сделали еще бутерброды с колбасой.

Как намылось русло в первый день, так и потекло. Айкен прибегал в обед, приносил заранее приготовленную еду или коряво нарезанные бутерброды. Получал порцию похвалы от бригады: «Папин помощник растет!» Убирал одежду в шкафчик Бранта, перекидывался и шнырял по

огромной территории вокзала. Иногда возвращался с добычей — притаскивал оставленные пассажирами газеты и мятые книжки. Потом начал носить буклеты. О мозаичных панно, о скульптурах в закрытом на реставрацию алтарном зале. Об архитектурном ансамбле привокзальной площади, о гостинице, о здании автовокзала. К авансу их семейство изрядно обросло печатной продукцией, и Брант, никогда добровольно не бравший в руки книгу, предложил:

— Я сегодня деньги получу. Хочешь, пойдем, тебе каких-нибудь журналов купим?

— Если перейти через площадь, можно попасть в книжный магазин, — тут же сообщил Айкен. — У них ух, какая огромная витрина! А еще там глобусы, и красивые карты. И много всяких ручек и карандашей.

— Много не купим, нам надо будет отдать долг за шоколадки, — усмехнулся Брант. — Ограничимся самым необходимым. Выбирать будешь ты, я в этом ничего не понимаю.

В книжный пошли по всем правилам. Поднялись на мост над путями, полюбовались сверху на составы и переключающиеся сине-красные семафоры. Брант заставлял Айкена держаться подальше от перил — хоть они и огорожены сетчатыми щитами с табличками «Осторожно! Рядом линии высокого напряжения!», а все равно на душе тревожно. Чуть позже стало понятно — тревога одолела не из-за перил и табличек. Кто-то сверлил Бранта взглядом, и он впервые подумал, что надо было искать работу подальше от вокзала, не ходить мимо платформ. Мало ли кто сейчас вышел из поезда? Брант никогда не говорил ни Ильзе, ни братьям по оружию, что у него есть родня в Ключевых Водах. Родители обещали никому не выдавать, куда он уехал. Только это не избавит от случайной встречи.

Чужой взгляд исчез, когда они спускались по ступеням. Вернулся, когда пересекали площадь. Брант ждал, не войдет ли наблюдатель в книжный магазин. Нет, так и не вошел. И не караулил, когда выйдут — Брант, нагруженный книжками с распродажи и канцтоварами, больше не чувствовал взгляда.

Наблюдатель не появлялся, а тревога не отпускала. Брант повторял себе, что никому они с сыном не нужны, но это плохо помогало. Айкен по-прежнему прибегал в депо, читал в бытовке, куда не было хода чужакам — сразу кто-нибудь заметит, поднимет шум. Сердце екало, когда сын перекидывался и убегал, но Брант напоминал себе, что передвижения нельзя ограничивать, пока нет каких-то веских причин.

Незваную гостью засек один из грузчиков. Спросил: «Это Айкина мать, что ли?» Брант увидел движение светлого хвоста, мелькнувшую под вагоном тень, качающуюся траву возле ржавых путей. Сердце даже не екнуло — оборвалось. Масть точь-в-точь как у Ильзе, и, кажется, знакомый ремень на спине. На вопрос: «Вы с ней, небось, поссорились?» Брант неопределенно мотнул головой. Они с Ильзе не ссорились. Разошлись без лишних слов. Брант сбежал. Сбежал, и не тосковал по своей жене. Даже не думал, что так может быть.

После смены он перекинулся, обнюхал место, где заметил лисицу. Солярка и мазут перебивали запах, но кое-что выяснить удалось. Это была не Ильзе. Это была другая кремовая лиса.

Загадка разрешилась через день. Айкен опять куда-то умчался, а в обед, когда Брант налил чай из термоса, торжественно объявил:

— Папа, тетя Эльга приглашает нас в гости. Я хочу пойти к ней на чай и посмотреть на игрушечную железную дорогу.

Это было так неожиданно, что Брант отхлебнул горячую жидкость, обжег язык и закашлялся. Тетя Эльга? Что это еще за новости?