Волчье лезвие
Шрифт:
– Люд, может, хотя бы его расспросим? – сглотнул Брюн слюну и перекрестился.
– Нет, ты не понимаешь. Я хочу взять топор и порубить на пошуз дюжину длиннобородых, которые сначала лишили меня отца, а теперь как издёвку присылают вонючий кусок гепида. Чего это он лыбится, а, Брюн?
Фроил скалил кривые зубы. Взгляд его переходил с высокого черноволосого «рыбака» с холодными голубыми глазами и рунической вязью на шее на лысого жилистого бургунда и обратно. Меч, под который Фроил уже склонил голову около десяти дней назад, отсёк руку главаря по локоть,
В поисках Людера он набрёл на вдову, что обменяла горячий пошуз на не менее горячие ночи с ним. И хотя она сожалела, что из-за боли он не может пустить в ход изрезанные мечом ладони, тем не менее радовалась ладной твёрдости самой важной для неё конечности. Теперь же от известного слова среди малознакомой речи под кожей у Фроила потёк приятный жар, отчего губы сами собой расползлись в улыбке.
– Чего скалишься? – бросил Брюн в лицо гепида.
– Пошуз очень вкусно, – ответил Фроил на вульгарной латыни. – Я могу наловить ещё, и тогда мы хорошо поедим.
– Если бы римляне не воевали со всеми подряд, то так бы и лыбились друг другу, – уяснил Людер, что Фроил не понимает франко-бургундскую языковую смесь, на которой они говорили прежде. – Забирай кусок своего главаря и проваливай, – рявкнул он уже на латыни, – иначе Крувс прибавит тебе ран.
Услышав своё имя, пёс гавкнул, вскочил с места и стал обнюхивать гепида. Фроил удивил. На его лице не дёрнулось ни жилки, он только шире расставил ноги, а взгляд был твёрд как сталь.
– Ночей десять назад я выбирал между двумя смертями, а потому предпочту получить золотых монет.
– Видел наглеца? – обратился Людер к Брюну.
– Не зная имени, не отомстишь, – сказал Фроил.
– Что ж, интересно, но стоит только чаши вина, – шагнул вперёд Людер и навис над Фроилом, – а вот если шайка головорезов снесёт башку тому, за чьё имя хочешь монет, то сговоримся.
– Что же, можно, но нужна добрая сталь и припасы.
После недолгой беседы, закопав обрубок руки, они наблюдали, как Фроил отгребал от причала.
– По милости небкс поем всё-таки пошуз, – гладил Людер пса, – а ты намилуйся с Фели, завтра отправляемся в Аврелиан6, – и продолжил в ответ на недоумённый взгляд друга: – Потревожим дряхлого ворона.
***
Центральная Франкия
крепость Аврелиан
Спустя пятнадцать дней пути тёплое солнце нагревало головы Людера и Брюна среди городской суеты и гама, где множество людей разного вида и рода занятий поднимали пыль с мостовой.
– Всё-таки хорошо, что обернулись в правую веру, – сказал Брюн, когда они вышли на улицу, ведущую прямо к базилике, где король Гунтрамн был на вечерней литургии, – пьёшь вино из позолоченного потира как и знатные люди. Не то что у ариан: нам деревянные кубки, а знати – золото.
– Как вижу, тебе нравится быть католиком (ортодоксом), да, Брюн? – ответил Людер, моля Господа, чтобы король был в добром расположении духа и дал ему хорошее оружие, припасы и толику золота для наёмников.
– Ага… Как-то спокойнее, – перекрестился Брюн. – Тихо, тихо, милая, – похлопал по шее лошадь, взбрыкнувшую на злобный лай собачьей своры. – Пошли прочь! Крувса на вас нет, – поднял булыжник и метнул в их сторону. Сам же не унимался: – А вдруг арианские церковники лили знати вино слаще, чем нам?
– Уймись. Вино, не вино – король принял такую веру, и мы с ним, – потянул Людер под уздцы коня прочь от охапки сена, что упала с проезжавшей телеги, – пусть хоть вода, лишь бы башку за ересь не срубили.
На входе в базилику они преклонили правое колено, окунули пальцы в кропильницу и перекрестились. Людер стал высматривать пурпурную мантию короля среди людей, заполнявших скамейки в центральном нефе. Палочки ладана испускали благовонный дым, который белыми облачками поднимался под двускатную деревянную крышу, откуда оконные проёмы в каменных стенах дарили яркий свет всему четырехугольному помещению.
В первом ряду корона на седых жидких патлах соседствовала с милой девичьей головкой в окладе из русых завитков. Заметив короля, Людер потащил Брюна к ближнему столбу правого нефа.
Проповедь порхала сизым голубем над прихожанами, облетала колонны боковых нефов, и слова «Служите друг другу, каждый тем даром, какой получил…» как взмах крыла стряхнули пыль сомнений из мыслей Людера, хотя день начался погано. После прибытия во дворец дородный майордом королевского двора с ленивым самодовольством на лице так долго расспрашивал их о цели визита, что только двое стражей в железных латах уберегли его от зуботычины. А когда аудиенция была назначена через десять дней, Брюн едва удержал Людера от исполнения желания расквасить самодовольную мину.
– Ite, liturgia est7, – объявил священник, прихожане потянулись к выходу.
Король Гунтрамн, бледный и хмурый, с увядшим кустиком бороды, ковылял к выходу в окружении богато одетых лейдов – с золотыми обручьями на запястьях, в расшитых шёлковых рубахах-туниках до бёдер и кожаных поясах с драгоценными камнями, и порыв Людера, вышедшего наперерез, стих. Он застыл на месте, члены словно окоченели – вспомнил случай, когда король приказал отрубить голову лишь за не очищенный после битвы топор.
Из ступора его вывели карие глаза молодой женщины, шедшей чуть позади короля, во взгляде которой он уловил насмешку и вызов. Людер пал ниц на одно колено.
– Господин мой король, прости мою дерзость, – с жаром заговорил Людер, не поднимая головы. – Я тот, кто первым ворвался в Ренн, чтобы вернуть Бретань вам, мой Господин. Могу я просить о милости?
– Встань, – сказал король скрипучим голосом, – мне говорили о тебе, – повернул он голову к лейду с горбатым носом, чьё запястье охватывало золотое обручье, звенья – львиные гривы с разинутыми пастями.